История философии: Запад-Россия-Восток. Книга 4: философия XX в.

Важнейший для постмодернизма шаг делается, согласно Хабермасу, в хайдеггеровском толковании языка: “Для Хайдеггера язык образует медиум истории бытия; грамматика языковых образов мира обеспечивает мощное доонтологическое познание бытия. Хайдеггер удовлетворяется, собственно, тем, чтобы обозначить язык в качестве дома бытия; несмотря на указанное языку привилегированное положение Хайдеггер никогда не исследовал язык сколько-нибудь систематически. И вот тут в дело вступает Деррида”. Он использует лингвистику, как она была разработана де Соссюром, для целей критики метафизики. Он делает реальные шаги от философии сознания, к философии языка, что, согласно Хабермасу, и является принципиальным отличием философии постструктурализма (S.193). Анализируя грамматологию Деррида, его философию письма, Хабермас показывает, что и у Деррида, как и у Хайдеггера, несмотря на все претензии, не преодолеваются ни философия субъекта, ни философия сознания (S.197). Главный же упрек в адрес Деррида со стороны Хабермаса: в грамматологической деконструкции Деррида мы встречаемся с “мифологизацией общественных патологий” ; в противовес авторитету Священного писания утверждается — чуть ли не в качестве Библии — бессвязное, путаное, эзотерическое “письмо”; место “некомпетентной”, угнетающей индивида науки занимает непомерно возвеличенная лингвистика. Деррида близок к “анархическому желанию взорвать континуум истории” (S.214).

Один из главных пунктов размежевания Хабермаса с постмодернистами — проблема критики разума. “В последнее десятилетие, — отмечал Хабермас в книге 1988 г. “Философский дискурс [эпохи] модерна”, — критика разума стала почти что модой” (S.352). При этом речь идет отнюдь не о продолжении критики разума, начатой Кантом. В эпоху постмодернизма прозвучало множество обвинительных речей философов в адрес разума, якобы “тоталитарно” подчинившего себе тело, чувства, действия человека и в форме “логоса” науки осуществившего “диктаторское правление” над обществом и историей. Если отвлечься от того, сколь справедлива эта критика (в частности, отвлечься от сомнения: а не “правят” ли сегодня человеком и обществом, наоборот, неразумие, недомыслие), — то остается важный вопрос, который Хабермас четко ставит перед глашатаями постмодернизма. Это вопрос о том, что предлагается вместо научно-технического, логического разума в качестве его противоположности и замены? От чего современный человек может и должен ждать ниспровержения “диктатуры разума”?

Хабермас показывает, сколь зыбки, неустойчивы, анонимны и ненадежны противоядия, предлагаемые против субъективизма универсальных разума и логоса, якобы отравивших западную цивилизацию. Дополнительное критическое соображение Хабермаса: он подчеркивает, что низложить якобы всесильный и вездесущий разум “поручается” экзотическим, периферийным, маргинальным (т.е. где-то “на краю” примостившимся) образованиям духа. Хайдеггер возлагает надежды на некие архаические “первоистоки” метафизики, Фуко — на изыскания “археологии” гуманитарных наук, Деррида — на почти неуловимую технику прочтения “письма”, другие философы — на обретение людьми “детского родства” по отношению к природе, к телу и телесности или на искупление обществом его вины перед “вторым полом”. И конечно, спасительная роль вверяется “сверхавангардному” искусству, которому предоставляется абсолютная свобода в его постмодернистских поисках. Как бы ни были интересны отдельные темы и решения, выдвигаемые в борьбе против разума, философия на исходе XX в. пока не предложила ничего спасительного и конструктивного вместо шумно ниспровергаемых науки и разума. Более того, предпосылки “философии субъекта”, “философии сознания”, от которых надеялись избавиться, сохранились и в большинстве бунтарских концепций. Таков вывод Хабермаса.

Сам Хабермас предлагает новый проект критики разума и его обновления — через разработку концепции коммуникативного разума, о которой уже говорилось в посвященной его учению главе. Необходимо иметь в виду, что Хабермаса можно (условно) отнести к той группе истолкователей и критиков проекта модерна — т.е., собственно, традиций философии нового времени, философии Просвещения, — которые выступают за преодоление этих богатых и разнообразных традиций. Он не соглашается, как мы видели, с основными установками постмодернистской критики, которая претендует на коренное отрицание проекта модерна. А теперь, охарактеризовав распространенное сегодня на Западе понимание проекта модерна, попытаемся разобраться в противопоставляемом ему постмодернистском проекте.

Главные установки и идеи постмодернизма (“проект постмодерна”)