История философии: Запад-Россия-Восток. Книга 4: философия XX в.

Статьи и публичные выступления Гелена сделали его одним из ведущих теоретиков немецкого неоконсерватизма. Но его послевоенное творчество все же никак не сводится к этой идеологической программе. Его концепции индустриального общества и “постистории” оказали влияние как на “правых”, так и на “левых”. Консерватизм Гелена, в конечном счете, определяется его видением человека и общества, а также перспектив развития западной культуры. Обычно консерваторы ссылаются на неизменность человеческой природы, а реформаторы и революционеры говорят о ее зависимости от социокультурных условий. Для Гелена как раз “незавершенность” человека представляет угрозу, ибо он способен утратить человеческий облик, ввергнуть себя в варварство или даже завершить свою историю самоуничтожением. Упорядоченному “космосу” всегда угрожает хаос, высокая культура менее вероятна, чем варварство или тенденция превращения потребительского общества в “колонию паразитов”. Поэтому на место лозунга: “Назад к природе!” он предлагал поставить противоположный лозунг: “Назад к культуре!” Техническая цивилизация оказывается не только великим благом, но и огромным риском, она требует новых институтов, но возникнуть они могут только на фундаменте уже имеющихся, тогда как разрушение этого фундамента способно привести человечество к катастрофе.

КУЛЬТУРНАЯ АНТРОПОЛОГИЯ

Хотя в поздних работах Гелена более чем достаточно ссылок на культуру, его призыв “назад к культуре” все же не звучал убедительно для тех, кто изначально ориентировал философскую антропологию не на биологию, а на “науки о духе” (Geisteswissenschaften). Как Гелен, так и Плесснер не скрывали своего довольно прохладного отношения к традиционной “культурнабожности” , к идеалистическим системам начала XIX в., к историцизму Дильтея, а также к различным вариантам “философии культуры” и “социологии культуры”, которые получили широкое распространение в немецких университетах времен Веймарской республики. В трудах Э. Трельча, Э. Шпрангера, А. Вебера и многих других немецких профессоров того времени политический консерватизм соединялся с “оплакиванием культуры”, противопоставляемой технике, цивилизации, материализму и натурализму естествознания. В трудах идеологов “консервативной революции” (О. Шпенглер, Э. Юнгер и др.) такого рода противопоставления были выражением не только “культурпессимизма”, но также немецкого национализма. Пангерманизм еще во время первой мировой войны обосновывался ссылками на “немецкую культуру” — даже война была объявлена “культурной войной” (или “войной за культуру” — Kulturkrieg) ведущими немецкими интеллектуалами³¹. В это время выходят труд М. Шелера “Гений войны” и книга В. Зомбарта “Герои и торгаши” — где немцы противопоставляются англичанам с их утилитаризмом и позитивизмом. Национализм в его разных вариантах получил широчайшее распространение во времена Веймарской республики, и обосновывался он чаще не расовой доктриной, но ссылками на величие немецкой культуры. «Трагедия заключалась в том, что язык “идеализма” и “культуры”, традиционное превознесение вопросов морали и абстрактных культурных ценностей постепенно перешло в автоматический отпор любой форме институциональных или социальных изменений»³². В. Зомбарта можно считать не только идеологом “консервативной революции”, близко подошедшим к теоретическому обоснованию нацизма (в 1934 г. вышла его работа “Немецкий социализм”), но и первым представителем культурной антропологии, поскольку его поздняя работа “О человеке” (1938) содержит в себе основные тезисы той антропологии, которая будет ориентироваться исключительно на “науки о духе”. Характерен уже подзаголовок этой книги: “Опыт антропологии наук о духе”. Вопросы метода наук о духе рассматривались Зомбартом ранее в книге “Три национал-экономии”³³. Хотя эта книга посвящена проблемам экономической науки, она уже содержит ядро антропологии Зомбарта. Так как Зомбарт — ранее близкий марксизму катедер-социалист — перешел на позиции воинственного национализма, то его блестящие по форме социологические труды оказались надолго забытыми, равно как и его учение о человеке. К сожалению, не перевелись “критики-разоблачители”, которые судят о трудах, их не читая. Немецкие “левые” видят в антропологии Зомбарта лишь “приспособленчество к фашистской идеологии”³⁴. То, что Зомбарт был националистом, не вызывает никаких сомнений, но как раз его труд “О человеке” содержит недвусмысленную критику расовой биологии, а центральной формулой Зомбарта является: “Человечность без национальности пуста; национальность без человечности слепа”³⁵. Следует иметь в виду, что слово Humanität употреблялось Розенбергом и прочими идеологами нацизма только в кавычках, или “так называемая человечность". Основными источниками антропологии Зомбарта являются труды Гердера и В. фон Гумбольдта. Эта же ориентация на традиции немецких “наук о духе” характерна и для всей культурной антропологии.