История философии: Запад-Россия-Восток. Книга 4: философия XX в.

Такого рода философская антропология достаточно типична для католических мыслителей. Примером тут мог бы послужить нынешний папа римский, Иоанн-Павел II, который, будучи еще кардиналом Войтылой, написал трактат по философской антропологии “Личность и действие” (Osoba i czyn), в котором теория духовных актов Шелера также соединяется с неотомизмом⁶³. Философская антропология получила распространение во всех католических странах. В качестве примера можно привести Испанию, где ученики X. Ортеги-и-Гассета, антропология которого близка и экзистенциализму и “культурной антропологии”, развивали идеи учителя, сочетая христианский персонализм с данными конкретных наук.

Реалистическая метафизика X. Субири по своей направленности близка феноменологии Sachlichkeit Хенгстенберга, но Субири принимает и идеи “биологической антропологии”, равно как и современный эволюционизм: Бог вложил “душу живую” в плоть биологически недостаточного существа, появившегося в процессе эволюции, но ведь и сама она может быть понята как процесс божественного творения. И реалистическая метафизика Субири, и его христианский персонализм достаточно необычны для католической традиции, поскольку исходным пунктом его философствования стали идеи не Фомы (и всей схоластики) и даже не Августина, но восточных отцов церкви. Быть может поэтому его идеи столь созвучны трудам некоторых русских философов, прежде всего С. Франка. Ученик Субири, П. Лаин Энтральго, будучи одним из виднейших специалистов по истории медицины, разрабатывал не только специальную медицинскую антропологию, но и общую философскую антропологию, в которой постепенно произошел поворот от экзистенциальной феноменологии к некоему подобию "космизма”. В его последних работах (“Тело и душа” и др.) происходит окончательный отказ и от гплеоморфизма, и от феноменологии, которая становится лишь подсобной описательной дисциплиной.

Сходную эволюцию претерпевали воззрения многих католических мыслителей, которые начинали свой путь как последователи феноменологии Шелера. Современный католицизм открыт для самых различных “светских” учений и данных естественных и социальных наук. Разумеется, религиозные мыслители перестали бы быть таковыми, если бы они подменяли этими учениями или данными высшую истину откровения. Философская антропология 50 —60-х годов стала этапом в развитии современной религиозной философии, она способствовала модернизации католицизма. Хотя христианская религия всегда предполагала и предполагает определенное учение о человеке, и в этом смысле она всегда содержит в себе антропологию (без нее невозможна ни сотериология, ни этика, ни экклезиология), сегодня уже нет смысла говорить о философской антропологии в узком смысле слова — как одной из доктрин в рамках католической или протестантской мысли. В этом смысле она существовала в 50 —60-е годы как антагонист и натуралистических учений о человеке, и той неосхоластики, которая господствовала в католицизме; философская антропология выступала как своего рода “естественная теология”, способная заменить воспроизводимое богословами учение Фомы Аквинского. Сегодня философская антропология является просто одним из вариантов христианского персонализма.

Таким образом, философская антропология во всех ее вариантах — натуралистическом, дуалистическом, культурно-историческом или богословском — принадлежит истории, поскольку время ее известности как особого направления западной философии прошло. Это не означает, что вместе с этим утратили значимость поставленные ею проблемы. Напротив, они приобрели еще большее значение в связи с проблемами экологии, этики, политики. Быстрое развитие наук о человеке ставит все новые вопросы, требующие философского анализа. Слова Шелера о том, что в наше время утрачена единая картина человека, но имеется непримиримая борьба различных картин, верны не только для начала XX в. К концу столетия многообразие этих картин таково, что даже представители близких научных дисциплин говорят о человеке на разных языках и зачастую не понимают друг друга. Следствием этого могут быть и тезисы о “смерти человека” (М. Фуко), т.е. исчезновении “проблемы человека” из области знания, и нигилистический релятивизм, объявляющий все эти картины и “дискурсы” равноценными (по мнению ряда авторов, относимых к так называемому постмодернизму). Поскольку к многообразию научных дисциплин добавляется огромное число мировоззрений, религиозных доктрин, то подобного рода релятивизм оказывается просто опасным: если все "дискурсы” о человеке равноценны, то какая-нибудь политическая или религиозная секта — типа сциентологии — может претендовать на то, что опа располагает последней истиной, которая не принимается лишь потому, что у нее меньше политической или даже просто физической силы. Но тогда истинность картины мира и человека зависит только от силы тех, кто ее проповедует.