История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I

Ответ, данный Йегергорну, протокол Государственного Совета и письма Екатерины в достаточной мере определяют, как фактически наше правительство отнеслось к финляндскому вопросу, порожденному аньяльцами. Но имеются еще два указания на то, какие мысли возникали в то время, но не получили реального осуществления. Датский резидент в Стокгольме, Шак, знавший направление русской политики, сообщает еще в 1769 г. о желании Екатерины «faire сuе la Finlande une puissance intermédiaire» (сделать Финляндию промежуточной державой).. Затем в государственном архиве сохраняется собственноручная заметка Екатерины II, без даты, но, несомненно, относящаяся к периоду войны с Густавом III. В ней значится: «Императрица, которой эта провинция (Финляндия) принадлежит по праву, объявляет ее отныне независимой от России и от Швеции и приглашает каждого доброго и честного финского патриота содействовать ей в достижении свободы и свержении ига короля шведского, который в мирное время, вопреки основным законам своего королевства, надругался, оскорбил, напал и совершил враждебные действия в соседней стране, которая доверяла миру, родственным отношениям» и т. д. Этот набросок заставляет предположить, что Екатерина II серьезно задумывалась над созданием независимой Финляндии; но, быть может, имела в виду сделать это, при условии завоевания края её войсками, а так как её генералы не сумели пройти по пути, проложенному Петром и Елизаветой, то мысль была оставлена. Вообще во всей аньяльской истории русская сторона действовала вяло, ограничиваясь полумерами.

Естественно, что русское правительство желало извлечь пользу из затруднительного положения, в котором очутилась враждебная ей сторона, благодаря безрассудному поведению аньяльцев и бедствию шведских солдат, ощущавших временами весьма заметный недостаток в хлебе, получая его лишь по фунту в день. Прежде всего, наши власти попытались воспользоваться оружием, выдвинутым против Густава его собственными подданными. Согласно с этим, нашему главнокомандующему велено было внушать финнам и шведам, что по Форме Правления 1772 г. король не мог начать наступательной войны без согласия государственных чинов. Затем посланы были «плакаты для финнов шведских, дабы, не приемля оружия, оставались спокойно в домах своих». Ланжерон в своих записках говорит, что члены аньяльской конфедерации поддерживались русскими деньгами. Весьма возможно, что русское золото играло известную роль в этом деле, но до сих пор не найдено документов, подтверждающих заявление Ланжерона.

Русская агитация была крайне слаба и ограничилась следующим: «Спренгтпортена хотели употребить к возмущению шведской Карелии». Тот же Спренгтпортен вел переговоры с финскими начальниками; финнам советовали не следовать в Швецию, если король пожелает их перевести туда для борьбы с датчанами. Наше правительство, вместо помощи деньгами и военной силой, старалось воздействовать на финское население преимущественно «плакатами» и советами. Плакаты должны были распространять Спренгтпортен в Олонце и генерал Михельсон около Кюмени. Денежные отпуски были до жалости скудны. В конце августа 1788 г. Екатерина уведомила гр. Мусин-Пушкина, что ему высылается 5 тыс. червонных; но из них одна тысяча предназначалась Спренгтпортену; остальные деньги надлежало раздать в пособие «благонамеренным финляндцам», «по мере усердия каждого и деятельных услуг, Нам оказанных». Из агентов, услугами которых пользовались тогда русские, известны лишь пастор Карл Андрей Киерульф, — проживавший затем в России под именем «иностранца Миллера», — и Тизенгаузен. Последний уговаривал шведские войска положиться во всем на Императрицу, отправить к ней прошение от представителей сословий, а желавшим переселиться в русскую Финляндию обещал свободу богослужения, полное освобождение от налогов и вознаграждение расходов по переезду.

Кроме того, русская политика допустила большую ошибку: она поддерживала сепаратистские стремления Спренгтпортена и Йегергорна, в предположении, что они являлись руководителями сильной партии финляндской независимости. Меледу тем за их спиной находилась лишь небольшая кучка людей. Они были богаты лишь собственной необузданной фантазией и умели громоздить и наслаивать слова и проекты. Если бы петербургский двор догадался поддержать конституционалистов — результат борьбы с Густавом III был бы иной. Конституционалистов насчитывалось много и в армии, и в Стокгольме. Но Екатерина, поверив Спренгтпортену, держалась раз избранного направления. В начале она надеялась, что финляндцы откажутся от подданства «вероломцу» и кончат тем, что соберут свой сейм.

Наибольшую реальную пользу наше правительство извлекло из действий бесхарактерного полковника Гастфера, стоявшего во главе саволакской бригады.

Это был любимец короля. Густав облагодетельствовал его своими милостями и вниманием. В свою очередь Гастфер, проявляя расположение к королю и первый с бригадой перешел границу. На его долю досталась осада небольшой крепости Нейшлота.