История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I

О господствовавшем в финляндском обществе политическом мировоззрении можно в известной мере судить по словам профессора Портана. Он находил, что только сильная королевская власть, поддержанная народом, особенно крестьянами, могла способствовать существованию и развитию шведского государства. Бюрократии он не доверял, а демократия, в таком виде, в каком она выступила в французскую революцию, пугала его, потому что она почти всегда обращалась в действительную, хотя иногда и в скрытую, аристократию или олигархию. Он уже ранее предчувствовал, что французская революция приведет к деспотизму. «До чего французы безумны, — восклицает Портан в 1794 г., — и какие большие шаги делает там крамола в пользу аристократического управления, за которым последует «деспотизм вместо старой её демократии». Только король, наделенный значительной властью и доброй волей, может обеспечить свободу. Опыт вполне подтвердил, что представительство, в котором высшая власть находится в руках земских сословий, противно здравому рассудку; представительство тогда полезно, когда вместе с королем, общими силами, трудится на благо народа. Только при таком правительстве государство может устоять против могущественного соседа и не дело народа заниматься улучшением форм правления».

Свою принципиальную точку зрения он высказал в то время, когда трон был занят личностью, недостаточно для него симпатичной. Приветливость и снисходительность Густава III казались Портану показными, и потому были ему неприятны; систему его внешней политики он находил опасной. (Его недоверие подтвердилось в известной мере после смерти короля, благодаря разоблачениям, сделанным на армфельтовском процессе, по вопросу о планах относительно Норвегии. Теперь Портан вспоминал, что «в 1786 или 1787 гг. слышал, как русский Спренгтпортен говорил, — но тогда принял это заявление за клевету, — что этот господин действительно готов отдать Финляндию русским, если они ему помогут или по крайней мере позволят отнять Норвегию».

Справедливость требует оговорить, что Портан так же, как его коллега по университету, Калониус, находился в упорной оппозиции Густаву III, а потому усердно подбирал все, говорившее не в пользу короля.

Портана беспокоило то, что чиновники в Финляндии нередко позволяли себе такие поступки по отношению к крестьянам, которые укрепляли в них старинную ненависть к господам. Размежевание общин, например, производилось именно таким способом, что оно изнуряло «бедный народ» и явилось грубой несправедливостью. Рустгальтеров и земледельцев, поставлявших солдат (rotebönder), мучили весной 1796 г., когда внезапно и бесцельно приказано было произвести сборы полков. Уже с древних времен дворяне обращались жестоко и корыстолюбиво с крестьянами, почему неудивительно, если финский крестьянин питал одинаково неугасимую ненависть как к господам, так и к русским.

Портан отрицал проект аньяльцев и аньяльский союз. В письме к Росенштейну он не допускал мысли, чтобы эти стремления могли быть распространены в университете. В письме к Линдену от 26 декабря 1788 г. он пишет; но если имелось хоть малейшее основание подозревать, что финны склонны были сочувствовать такому безумному и преступному проекту, то это будет большая несправедливость относительно моих соотечественников. Быть может 4 или 6 дворянским сумасбродам, — которые этим надеялись покорить своих земляков и по-лифляндски обратить их в своих рабов, — действительно понравилась такая идея, которую некоторые эмиссары осмелились представить своим единомышленникам, но такая грубая западня всеми благомыслящими людьми признавалась одинаково презираемой и отвратительной: и народ никогда не слыхал о ней. Наш народ от души ненавидит русских и их покровительство (свойство которого ими хорошо изведано), и я никому не советую предлагать народу подобного проекта: его доверие к королю и недоверие к господам настолько велики, что невозможно иначе, как при посредстве величайшего насилия заставить его преклониться перед такой безумной идеей.

«Сторонников независимости, — продолжает Портан, — до того ненавидели, что они, по возвращении домой, едва осмеливались показываться на улицах. Один намек в состоянии был возбудить ярость в народе».

Портан желал, чтоб это мнение проникло в общество и, воспользовавшись случаем, когда 30 июля 1788 г. держал вступительную речь в академии словесных наук, он в конце её говорил о благодарности и преданности финнов шведской короне.