История Финляндии. Время Елизаветы Петровны

Однако среди государственных советников нашлись и разумные люди в роде Эрика Врангеля и Окериельма, которые открыто заявили, что Елизавета Петровна никоим образом не согласится отказаться от завоеваний своего отца, и если бы она даже и пожелала это сделать, то во всяком случае невозможно было б начало своего царствования омрачить добровольным раздроблением государства. Так как в письме к королю гр. Левенгаупт настаивал на возвращении Выборга и Кексгольма, и в то же время уверял, что нет никакой надобности отказываться от первоначальных требований Швеции, если только ему пришлют нулевые резервы, то государственный совет постановил 7-го декабря отправить к главнокомандующему приказание вторгнуться в пределы России с возможно большей боевой силой, не надеяться на переговоры и идти вперед мимо Выборга к Петербургу. Король прибавлял в письме от 7 декабря: «Императрица по-видимому желает потешать нас обещаниями, пока правительство не утвердится и партии не соединятся; она не желает начинать правление уступкой каких-либо земель, приобретенных её отцом, чем она могла бы навлечь на себя ненависть нации».

С этим всемилостивейшим мнением Королевского Величества (тогда какого-либо повеления генералу правительство еще не смело дать) барон Шеффер вернулся к Левенгаупту в Фридрихсгам 14 декабря, т. е. в то время, когда он уже успел вывести последние свои части на зимовку. Повеление короля осталось таким образом не исполненным. Накануне же Геннинг Гюлленборг отвез в Стокгольм письмо Шетарди, в котором он советовал Левенгаупту лучше искать уверенности в добром мире и в расположении Императрицы, чем, обладания Выборгом и Кексгольмом.

Выть может это обстоятельство побудило государственных советников вспомнить те три запечатанных конверта, в коих хранились условия мира с Россией, столь предусмотрительно выработанные риксдагом, объявившим настоящую войну. — Распечатали конверт № 1. Оказалось, что риксдаг требовал от России значительно более того, чем Швеция ранее обладала на востоке. Конечно, государственные советники заметили, что их требование не совсем-то сообразуется с наличными обстоятельствами, ибо Россия никоим образом, — как это предполагалось, — не была еще приведена «в отчаяние вновь подняться», но тем не менее большинство членов совета не пожелало открыть два остальные конверта, пока не испробовано будет выполнение первого требования. Они не хотели отказаться от этих высокомерных (anspraksfulla) условий и надеялись, что Левенгаупт в течение зимы будет в состоянии двинуться по замерзшим рекам и привести в исполнение план риксдага.

Вскоре, однако, — пишет Н. Тенгберг, — шведам пришлось отказаться от своих неумеренных надежд и вернуться в благоразумию. После нового года совету сообщили, что Крепи привез Левенгаупту устный привет от Шетарди и извещение, что Кексгольм, Выборг и еще какая-нибудь гавань, пожалуй, могут быть уступлены, но Петербурга русские добровольно не отдадут. Существует, впрочем, и другая версия, по которой Крепи отрицал получение от Шетарди подобного ответа и передачи его Левенгаупту; напротив, Шетарди признал требования главнокомандующего настолько неумеренными, что лишь в общих выражениях решился упомянуть о них при русском дворе.

Как бы ни было, но стокгольмский государственный совет поручил Шетарди принять на себя посредничество, и таким образом шведские требования сделались известными ранее коронационной поездки Императрицы в Москву. По мнению шведов, на возвращении Кексгольма и Выборга теперь не следовало особенно настаивать, но лишь при том условии, если станет очевидным, что их можно будет получить посредством мира. В то же время Швеция решила не назначать своих представителей для переговоров, пока Елизавета официально не уведомит короля о своем восшествии на престол и не назначит своих уполномоченных. Швеция не должна была подавать вида, что делает первый шаг, почему инструкция, данная Нолькену, тщательно избегала всего, могущего показать, что шведы первые протягивают руку примирения. По той же инструкции, Нолькену официально надлежало направлять всех к посреднику, а самому исподволь уверить министров, что Швеция, в воздаяние за свою помощь по уничтожению владычества иноземцев, должна получить вознаграждение на востоке, иначе она не будет обладать достаточной гарантией своего спокойствия, особенно до тех пор, пока Петербург со своим сильным флотом и многочисленным гарнизоном остается столицей России. — Далее Нолькену предписывалось убедить русских, что дружба Швеции имеет более значения для Империи, чем завоеванные провинции, которые лишь втянут Россию в европейские распри и откроют путь для вторжения новых нравов в старые русские обычаи. Как бы от себя Нолькену разрешалось, — в том случае, если он будет лично принять Елизаветой, — напомнить об её больших обещаниях и об опасности, угрожающей ей при переходе Швеции на сторону Ивана Антоновича. Условия следовало представлять только устно. Такова была инструкция, данная Нолькену, 10 февраля 1742 г.