История Финляндии. Время Елизаветы Петровны

Итак, шведы все еще лелеяли себя надеждой, что им, при посредстве одних только переговоров, удастся вернуть завоевания Петра и восстановить свое прежнее первенствующее положение на севере. Фантазер Левенгаупт советовал сопроводить переговоры шумом больших вооружений; но и этого совета расслабленная стокгольмская власть не была в состоянии осуществить. — Гр. Левенгаупт уверял, что правительству не придется уступить ни одного пункта из своих притязаний, при условии своевременного укомплектования армии и флота. Правительство обещало генералу прислать нужные подкрепления, но уже под конец весны Левенгаупт узнал, что всю эту силу оно намеревалось выставить только на бумаге.

За то, что Шетарди, — по просьбе Елизаветы Петровны остановить шведскую войну, — принял на себя роль посредника, Франция сделала ему выговор. «Я не могу примирить такого образа действий с вашей стороны, — писал Амфло, — с вашими сообщениями о худом состоянии московской армии, которую Вы считали неизбежно разбитой. Каким образом могло случиться, что в двадцать четыре часа изменилось все и русские сделались столь страшными, что шведы могут найти себе спасение единственно в доброте царицы...».

Обстоятельства складывались так, что нужно было созвать новый риксдаг. Но Карл Гюлленборг и Левенгаупт опасались, что представители народа явятся опасными для их партии. Поэтому Гюлленборг старался не допустить риксдага, уговаривая государственный совет дать понять Шетарди, что Швеция в конце концов удовольствуется возвращением Кексгольма и Выборга, при условии, чтобы он представил это в Петербурге, как собственное предложение французского короля. Однако, — прибавлял Гюлленборг, — не следует считать себя связанным в случае военного успеха.

Но помимо указанного, имелись и другие соображения, с которыми шведам приходилось серьезно считаться. Шведский историк перечисляет их. Возможно ли было, — говорил он, — ожидать, чтобы шведское оружие, тотчас после объявления войны, потерпело значительный урон, как то случилось при Вильманстранде? Можно ли было представить, что смертность в скором времени совершенно ослабит остальную армию? Разве не надеялись, что шведские войска перейдут границу и привяжут своих коней к яслям неприятеля? Предчувствовали ли, что в России произойдет государственный переворот без всяких выгод для Швеции и что эта держава, дружная и сильная под защитой собственного правительства, не пожелает мира? Не рассчитывали ли, что на военные издержки можно будет купить деньги заграницей, а теперь обнаруживается недочет в государственной казне в несколько бочек золота? Да, все шведские мечты и предположения не оправдались и приходилось искать выхода из затруднительного положения. В подобных случаях, как за якорь спасения, обыкновенно ухватывались за риксдаг. Он один мог разобраться в деле, дать совет, достать денег. Необходимо было возможно скорее созвать государственных чинов.

Когда, наконец, в исходе марта (1742 г.) Нолькен прибыл в Фридрихсгам, он сначала намеревался затянуть время запросами в Москву о возможности восстановления перемирия, но Левенгаупт, желавший начать переговоры, заставил его немедленно отправиться к месту назначения.

Граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин

Некоторые шведы понимали, что следует спешить с заключением мира. Поэтому Нолькен, по прибытии в Москву 21 апреля, старался возобновить перемирие, настоял на отправлении письма с официальным извещением о вступлении на престол Императрицы, и хлопотал о назначении представителей России для переговоров. Его поразили вооружения России в сравнении с бессилием Швеции, и он находил, что влияние Шетарди при русском дворе уменьшилось.

29 апреля государственному совету Швеции сообщили письмо Шетарди, в котором он сокрушался, что его надежда быть посредником в мирных переговорах разбилась об отказ России сделать хотя бы малейшие уступки а 10 мая был принят В. фон-Пален, который разоблачил бессилие войска для наступательных действий. Но помимо того выяснилось, что к 1 марта из 17.000 новобранцев, которых имели в виду получить, можно было собрать только 3.000.

Успеха не предвиделось. Нолькену, деятельность которого была связана с французским посредничеством, ничего другого не оставалось, как потребовать паспорт и оставить Москву.Если с одной стороны поведение Елизаветы при прощальной аудиенции и польстило Нолькену и подавало ему надежду на благоприятный исход при прямых переговорах, то с другой стороны эта надежда сокрушалась при мысли о возрастающем влиянии враждебных к Швеции братьев Бестужевых, против которых он предупреждал Императрицу. На возвратном пути Нолькен побывал в имении великого канцлера кн. Черкасского, от которого получил указание, что в основу всех переговоров должен быть положен ништадтский мирный трактат.