История Финляндии. Время императора Александра I

Александру I удалось так ловко повести свои дипломатические переговоры, что он наконец приурочил к своим видам Коленкура, — посла чужой державы — явление, конечно, беспримерное.

В настоящее время установлено, что в распоряжении Императора Александра находились кроме сведений, собранных обычным путем через официального представителя во Франции, еще иные. Этим другим источником являлся советник русского посольства Нессельроде, который вел оживленную переписку с государственным секретарем Сперанским. Эта корреспонденция обнимает период от 13 — 25 марта 1810 года до 10 — 22 сентября 1811 года, и велась с приложением особого ключа для собственных имен, а иногда и целых выражений. Письма от Нессельроде передавались Сперанским лично Государю «без ведома министра иностранных дел графа Румянцева и посла князя Куракина, которые так и умерли, не подозревая, что помимо их доставлялись особые донесения». Судя по известному пермскому письму Сперанского, мысль этого сношения принадлежала ему, Сперанскому.

«Главной темой этой переписки служили, — как повествует граф Нессельроде, — мои беседы с Талейраном и некоторыми другими лицами, ставшими в оппозицию к увеличивающемуся властолюбию Наполеона. К этой оппозиции присоединился и Коленкур. В секретных разговорах с Императором Александром он обратил внимание Государя на опасность честолюбивых замыслов своего повелителя. Весной 1811 г. Наполеон, недовольный донесения Коленкура, отозвал его, заменив генералом Лористоном. Император Александр, не желая потерять такой ценный источник сведений, предложил ему, по возвращении в Париж, через мое (Нессельроде) посредство передачу этих сведений». «Все эти люди», добавляет Нессельроде, «не думали изменять своему государю, но хотели только предохранить пыл его страстей от продолжения постоянных войн, обезлюдивших и обеднивших Францию, что могло довести до ужасных катастроф». Что Талейран изменял Наполеону еще в Эрфурте, было известно, но что другие личности, и даже Коленкур, имели такие же поползновения — это новость.

Союз, заключенный в Тильзите, был нарушен Наполеоном в вопросе о дунайских княжествах. В декабре 1810 г. ганзейские города, поддерживавшие оживленные торговые сношения с Россией, были присоединены к Франции, так же, как и герцогство Ольденбургское, всегда считавшееся уделом Российского Императорского Дома. В свою очередь Россия, несколько оправясь от прежних поражений, не пожелала нести ярмо наложенных на нее стеснений и потому в 1811 г. было издано постановление, дозволяющее ввоз в Россию колониальных товаров под нейтральным флагом, что подрывало доходы французских фабрик. Ясно было, что союз долго не продержится.

19 — 31 марта 1811 г. князь Куракин из Парижа решился вновь лично написать Государю, излагая свои убеждения о необходимости заключить союзы с Швецией и Англией, для готовящейся ужасной борьбы.

В действительности сближение с Швецией началось уже ранее и дело быстро подвигалось к прочному союзу, а с Англией установились такие отношения, что вскоре «Отечественная» война против Франции повелась на английские субсидии, как заявил князь Волконский в одном разговоре.

В предвидении разрыва, возникал вопрос об обеспечении границ ближайших к столице, иначе говоря — об отношениях к нам Швеции и о положении Финляндии. К счастью, на севере обстоятельства складывались благоприятно для России.

Вполне надежное сближение с Швецией предусмотрительно состоялось уже в исходе 1810 г., вскоре после избрания маршала Бернадота наследным принцем королевства. обеспечив Петербург от внезапного нападения Швеции присоединением Финляндии, Император Александр I постоянно изъявлял желание сохранить с северной соседкой мирные отношения. Но мало надеясь на её взаимность, привязывал Финляндию к России и к своей особе дарованием новой окраине многочисленных преимуществ и льгот. Неудачная внешняя политика и внутренние беспорядки настолько ослабили Швецию, что граф Н. Румянцев говорил о ней так же, как о Турции, называя ее больною, которой не надо мешать умереть.

Избрание риксдагом в г. Эребро наследником престола наполеоновского маршала Бернадота, князя Понте-Корво, явилось для всех государств неожиданностью. Кроме того, к разочарованию многих, французский маршал скоро преобразился в шведа-патриота. Наполеон не любил Бернадота и это резко сказалось в последующих его отношениях к Швеции. Французские корсары ловили шведские торговые суда и бесцеремонно забирали их даже в шведских водах. Письма Бернадота к Наполеону оставлялись без ответа, а посланник Франции обходился с ним надменно и дерзко. Требования Наполеона к Швеции усиливались и ему представлялось, что Бернадот обязан исполнять их, как приказания.