История Финляндии. Время императора Александра I

Засим начинаются колебания, столь обычные в делах Александра I. Правда, что этот раз причин было много. С одной стороны, завоевание Финляндии являлось, конечно, заманчивым и необходимым, так как её присоединением к России было бы закончено заветное дело Петра Великого и осуществлена идея, давно подсказанная России ходом её истории: государство нуждалось в море и обладании её берегами. Швеция, несомненно, являлась «географическим врагом России» и с нею надлежало свести вековые счеты. С другой стороны, Император Александр I не терял надежды одними угрозами побудить Густава IV Адольфа к изменению его политической системы. «Мне помнится, — говорил Император, — Наполеон однажды сказал, что ему не хотелось бы обращаться слишком сурово со Швецией, так как она долгое время была одною из самых верных союзниц Франции. Я думаю поэтому, что я поступлю согласно намерениям Императора, если только заставлю Швецию заключить мир, и вы увидите, что она это сделает, не дождавшись и первого пушечного выстрела». Кроме того, Государю приходилось считаться с русским общественным мнением, которое далеко не было враждебно настроено к Швеции. Борьба с Англией представлялась серьезной, а вознаграждение России присоединением Финляндии, — недостаточным. «Финляндия, как говорил Государь французскому представителю, — куда вы заставляете меня идти, — пустыня, обладание которою не может соблазнять. Кроме того, эта пустыня должна быть взята у старого союзника, родственника, и притом вероломным образом, оскорбляющим национальное чувство и могущим подать врагам союза предлог к вмешательству… Вы упорно требуете, чтобы я объявил Швеции войну. Я готов сделать это; моя армия на границе; но что же вы нам дадите за наши жертвы? — Валахия и Молдавия — вот вознаграждение, ожидаемое народом, и этого вы хотите лишить нас».

Валахия и Молдавия — вот куда направлены были помыслы повелителя России. Условия времени требовали прежде всего их присоединения. Но на это Наполеон соглашался условно и уклончиво. С целью прикрытия истинных своих целей, Наполеон прибегал к измышлениям: «Скажите Императору, что я не далек от мысли об экспедиции в Индию, от мысли о разделе оттоманской империи. К 1-му мая мои войска могут быть в Азии, и к тому же времени войска Вашего Величества в Стокгольме. Но Император Александр I был очень опытен в вопросах обаяния, чтобы позволить обмануть себя этими фантасмагориями. В его глазах все выдавало двойную игру Наполеона с турками, которых он тайно поддерживал, и со шведами, которым он угрожал только на словах. Относительно Швеции с его стороны было много шуму и мало дела. «Вы прекрасно понимаете, — сознается Наполеон, — что в действительности мне не так-то легко отправить моих солдат против Швеции, и что мои заботы не там». Его заботы были в Испании и Италии; он хотел в тоже время, чтобы Россия не перешагнула за Дунай. Если он возвещал, что его армия соединится с русской под стенами Стокгольма, то это говорилось лишь для того, чтобы отвлечь Александра I от юга Европы.

Вся его выдумка была насквозь понята проницательным и неуловимым русским Государем.

Вся миссия маркиза Армана Коленкура в Петербурге сводилась именно к тому, чтобы разными проектами отвлечь внимание России от юга, от Дуная. Заплатить за Тильзит Молдавией, Валахией и разделом Турции — значило в глазах Наполеона купить союз России слишком дорогой ценой. Для отвлечения русских сил от Балканского полуострова, Наполеон и советовал Александру I приступить к завоеванию Финляндии.

Видя колебания Александра I, а также и для того, чтобы связать русский двор, опытный Коленкур настоял на отсылке копии с объявления войны в Париж, прежде чем это объявление будет предъявлено Швеции. Беседы Коленкура с Императором о Финляндии были частый продолжительны. Чтобы усыпить подозрительность Государя, Коленкур не раз давал ему советы относительно военных действий в Финляндии. Александр обещал наконец «ускорить поход в Финляндию», но выразил при этом желание видеть диверсию французов в Сконии (янв. 1808 г.).

Имея перед глазами все то упорство, с которым действовала Франция, побуждая Россию к войне со Швецией, граф Румянцев не без основания мог сказать: «Вы нас очень подгоняете...» (февр. 1808 г.).