История Финляндии. Время императора Александра I

После смерти Г. М. Армфельта (в августе 1814 г.) консистория, по мысли Тенгстрёма, обратилась с просьбой к графу Румянцеву стать во главе финляндской академии, в звании канцлера. «Неограниченная свобода» выбирать канцлера из господ членов государственного совета, — как говорилось в старом королевском письме, — составляло одну из привилегий консистории Абоского университета, которой дорожили и пользовались. Консистория сохранила это право. Тенгстрём, выставляя кандидатуру графа Румянцева, руководился той же точкой зрения, как и в 1809 г., когда место канцлера занял M. М. Сперанский, т. е., что высший представитель университета должен быть независимое от генерал губернатора лицо, которое своим выдающимся положением и научным интересом фактически могло бы содействовать благу университета. Он лично старался уговорить Румянцева, письмом от 30 ноября н. ст. 1814 г., принять предложение, заявляя: «Мы хорошо знаем, что ваше превосходительство, по окончании блестящего поприща государственного деятеля, просили и, наконец, получили достойный отдых от официальных дел, чтоб спокойно наслаждаться как милостями монарха, так и благодарностью сограждан; но мы тем не менее, надеемся, что литература и искусство, которые вы всегда любили и которым оказывали покровительство, не перестанут окружать вас, доставляя удовольствие и приятное препровождение времени, как отцу, посвящающему свои нежные заботы любимым детям».

Румянцев не принял, однако, предложения, почему Тенгстрём написал: «Это сообщение, хотя и сделано в самых милостивых выражениях, все-таки настолько разрушило все мои надежды и наполнило мое сердце горчайшим страданием, что мне нужны были все эти прошедшие недели, пока вновь не мог броситься к ногам вашего превосходительства».

Румянцев остался в наилучших отношениях к университету, что и доказал присылкой в подарок бюстов королевы Христины и Императора Александра I.

Упсальский университет с 1747 года и Лундский с 1810 не раз состояли под управлением членов королевского дома. Имея это в виду, Абоский университет, в начале 1816 года, всеподданнейше ходатайствовал, не удостоит ли Монарх и его милостью, даровать ему канцлера в Особе Его Императорского Высочества Государя Великого Князя Николая Павловича. Мысль добиться назначения канцлером университета в данном случае Великого Князя Николая Павловича, всецело принадлежит Тенгстрёму, который при этом имел в виду не только частные интересы университета. Он не без основания придавал значение' тому обстоятельству, что Великий Князь, в качестве канцлера, неизбежно будет посвящаться в дела Финляндии.

Для выполнения принятого консисторией плана, Тенгстрём отправился в С.-Петербург и лично докладывал Императору о верноподданническом желании университета. Его Величество «в доказательство особенной своей милости к Абоскому университету», — как сказано в рескрипте 25 марта — 6 апреля 1816 года на имя проканцлера консистории, — благоволил снизойти на упомянутую просьбу. Канцлером был назначен в марте 1816 г. Великий Князь Николай Павлович.

Несколько дней спустя Великий Князь, рескриптом на французском языке, уведомил консисторию о своем назначении и обещал содействовать благосостоянию университета. «Финляндия, счастливая под отеческою Державою Государя Императора, счастливая своими постановлениями и успехами образованности, всегда будет наслаждаться процветанием наук и искусств доколе не оставит пути, по которому поныне следовала». «Je suis, Messieurs, Votre trés-affectionné» Nicolas. Тенгстрём, доложив письмо консистории, добавил, что докладчиком по академическим делам назначен статс-секретарь Р. Г. Ребиндер. Таким образом, дальновидный Тенгстрём имел полный успех. Консистория решила в письмах благодарить Великого Князя Николая и Ребиндера, а также выбить медаль в память счастливого для университета события.

«Радостно было слышать, — читаем в. письме Тенгстрёма к Ребиндеру 11 мая н. ст. 1816 г., — что молодой канцлер начинает заниматься нашими академиками. Легко представить себе, что он, который никогда раньше не занимался делами и еще меньше может знать наши законы, должен в начале быть непривычен и не осведомлен в собственном служебном деле... Мы желаем и надеемся, конечно, что он мало-помалу ближе ознакомится с делами и вместе с тем поймет дух вообще нашего конституционного правления и академического в особенности. Что в настоящее время он не может дать каких-либо объяснений в наших делах своему высокому господину Брату — очень понятно; но безошибочно мы желаем все-таки, чтобы он впоследствии по крайней мере присутствовал у Государя, когда будут докладываться наши дела. Так всегда наши канцлеры присутствовали у короля, когда статс-секретарь ему излагал академические дела, а вы, господин барон, хорошо знаете, как наш народ дорожит старыми формами».