История Финляндии. Время императора Александра I

Прошло около пятнадцати лет и офицер русской службы К. Жерве дал следующее описание гельсингфорсских вечеров. Главным развлечением двадцатых годов по-прежнему являлись балы и вечера. «В Гельсингфорсе их устраивали часто и в Société, и в частных домах. В Société являлись все сословия: тут был beau monde, и купцы, и commis. Дамы и девицы очень любили танцевать, и гг. сенаторы, дивизионные начальники, комендант и генерал-губернатор чередовались балами, так что танцевали мы до упаду и вообще время проводили очень приятно».

«Такие вечера мы особенно приятно проводили в домах графа Маннергейма и сенаторов Рихтера и барона Котена; хозяйки и дочери их особою любезностью умели сделать эти кафе очень оживленными и приятными. Вообще же шведы, за исключением аристократии, жили довольно тихо. Это был народ очень серьезный, опирающийся всегда и везде на свои законы, крайне трудолюбивый, но упрямый и мстительный, нравственности в городах довольно легкой. Девушки и женщины в повой Финляндии вообще очень красивы, услужливы, но любят деньгу. Зато в деревнях нравственность гораздо строже. Народ вообще недолюбливает русских, что вкоренено в них еще прежним поколением. Ново-финляндцы крайне удивились, найдя между русскими образованных людей и, надо сказать, гораздо лучше образованных, чем они сами». Но в местные круги, описанные Жерве, попадали лишь немногие, избранные русские.

За это же время генерал-губернатор Закревский, в письме к приятелю, дает некоторое представление о жизни главных наших представителей в Финляндии — военных. «Положение русских офицеров, здесь находящихся, ужасно и гораздо даже хуже солдатского. Последние получают порционные деньги, на каждый полк по 20.000 руб.; многие из офицеров отказывают себе в денщике, чтобы отпускаемым на него провиантом заместить хотя сколько-нибудь свои недостатки. Ты легко можешь себе представить, как такое неимущее состояние их, отдаление от родины и совершенное лишение гостеприимства должны сильно действовать на их нравственность. Добавь к тому, что они беспрестанно имеют перед глазами финские войска, которые собираются только на шесть недель в году, по поселенной системе, занимаясь остальную часть года: рядовые — работая на себя или обращаясь к различным промыслам, офицеры же — занимаясь хозяйством. Одним словом, живут для себя и как хотят на окладе четверном против жалованья, получаемого русскими».

Жили тогда в Финляндии, по-видимому, дружно, без особых интриг, волнений, злобы и клевет. Царские дни праздновались торжественно, Царское спасибо объявлялось с особою помпой. «Вечером был у нас, — записал Закревский в дневнике, — званый бал, на который были приглашены члены сената, главные гражданские чиновники, все военные, некоторые из купечества, всех было человек до 150. Свеаборгские военные чиновники не могли быть по причине затруднительной переправы; разъехались в пятом часу пополудни» (12 декабря 1824 г.).

Последние годы жизни Императора Александра I протекли тревожно, вследствие скопившихся несчастий: с юга получались известия о росте недовольства среди офицеров армии, на севере столица пережила ужасные дни наводнения. Существование революционного элемента в рядах войска не подлежало после 1821 г. более сомнению, но преследовать виновных Государь, развеявший семена либерализма и конституционных учений, нравственно не считал себя в праве, сознавая, что сам в известной мере вызвал то движение, которое развилось вокруг главной квартиры южной армии. В откровенной беседе с князем Ил. В. Васильчиковым Государь сказал: «Никто лучше вас, любезный Васильчиков, не знает, какое было начало моего царствования, где я моими действиями и моими узаконениями дал повод этому волнению недовольных. Это моя вина, и не мне их за это наказывать». Преследовать членов тайных обществ, заявляет Н. Шильдер (IV, 204), значило бы преследовать самого Александра I 1801 и последующих годов. Катастрофа подготовлялась и против нее никаких мер не приняли.

В ноябре 1824 года уровень Невы поднялся на 10 футов выше Петербургских улиц, причинив на 50 мил. рублей убытков. Царь мужественно и много помогал несчастным, но событие оставило в его душе неизгладимый след.

Осенью 1825 года Государь решил выехать на юг. расставаясь с Петербургом, он помолился в Александро-Невской лавре, а затем с дорожного холма полюбовался видом города, его куполов и колоколен.

Поселившись в Таганроге, Александр, казалось, возвратился к прежним мечтам о частной жизни. «Я служил 25 лет, и солдату в этот срок дают отставку», — сказал он. В Крыму Государь заразился малярией и, когда вернулся в Таганрог, вынужден был слечь в постель. В бреду больной говорил об Аустерлице, Фридланде, Бородине. Утром 19 ноября 1825 г. его не стало: он отошел в присутствии преданной ему супруги Елизаветы Алексеевны. Скорбная весть достигла Петербурга 27 числа и «Петербургские Ведомости» напечатали: «...получено известие о величайшем несчастии: Государь Император скончался»...