В первое время пребывания русских в Финляндии как будто можно наблюсти некоторую последовательность в деле водворения в пределах завоеванного края эмблем русской государственности. Так 9 сентября 1808 г. с таможенных ворот г. Борго был снят шведский герб с тремя коронами и заменен русским двуглавым орлом. Один из депутатов проездом в Петербург заметил, что почтовый дом в г. Борго занимал одно из первых мест и также был украшен русским государственным гербом «очень хорошо схваченный, с видом хищной птицы, под крыльями которой испуганный голубок должен был пользоваться довольно ненадежной охраной».
Подполковник шведской службы фон-Борн, принявший русское подданство, просил позволение носить мундир бывшего финского войска. Генерал-губернатору было сообщено 20 декабря 1810 г., что Государь Император повелел просьбу эту отклонить. Вскоре по присоединении Финляндии, как выяснилось из жалоб нашего генерального консула в Лондоне в 1819 г., финляндские шкипера в английских портах уклонялись от предъявления своих бумаг и не допускали чиновников к осмотру. Сейчас же последовало соответственное распоряжение (от 31 декабря за № 1037). В том же году, по поводу отношений министра финансов и генерал-губернатора состоялось подтверждение финляндским мореходцам, чтобы они являлись к российским консулам за границею и предъявляли свои бумаги (22 мая 1819 г. № 473). Тогда же финляндским купцам было объявлено, чтобы они, для получения права на поднятие российского флага, обращались не в Адмиралтейств-Коллегию и Иностранную-Коллегию, а в Комиссию Финляндских дел, которая, по получении заявления, будет доставлять разрешения чрез генерал-губернатора (1819 г. 28 августа, № 394).
Уже в конце 1809 г. почти одновременно подняли переписку генерал-губернатор Барклай-де-Толли и министр юстиции о финляндском гербе, приравненном, конечно, к гербам русских губерний и областей. Министр юстиции Лопухин писал Сперанскому, что «при выдаче дипломов помещаются все гербы Российской Империи, но герба для Княжества Финляндского не было еще утверждено и Правительствующий Сенат не имеет указа об употреблении оного. Вследствие сего я долгом поставил препроводить к вашему превосходительству рисунок герба, выписанного из книги под заглавием: древняя и новая Швеция, который употреблялся при шведском правительстве в Княжестве Финляндском с тем, не благоугодно ли будет вам приказать сверить оный и представить на утверждение Его Императорского Величества, доставя потом в Сенат сей самый или какой Высочайше повелено будет для надлежащего употребления». На это князю Петру Васильевичу Лопухину 29 октября 1809 г. последовал ответ: «Доставленный ко мне от вашего сиятельства герб Княжества Финляндского по предварительному представлению удостоен уже Высочайшего утверждения, почему возвращаю при сем рисунок герба сего, с означением на нем Высочайшего утверждения».
И действительно 26 октября 1809 г. для Великого Княжества Финляндии был утвержден следующий герб: «Щит имеет красное поле, покрытое серебряными росетами, в коем изображен золотой лев с золотою на голове короною, стоящий на серебряной сабле, которую поддерживает левою лапою, а в правой держит серебряный меч, вверх подъятый».
Гофгерихты спрашивали еще главнокомандующего Буксгевдена, какой титул употреблять в их решениях и приговорах? Приказано было писать, как и в Империи, т. е. решение или приговор такого-то Гофгерихта Финляндского по Указу Его Императорского Величества Александра I Императора и Самодержца Всероссийского. Но потом, когда тот же вопрос в 1816 г. попал в комиссию финляндских дел, барон Ребиндер и члены комиссии нашли эту форму неудобною, потому что она яко бы могла дать повод к ложной идее о независимости судебной власти и кроме того эта формула, как перевод с русского, не соответствовала духу языка шведского, употребляющегося в судах Финляндии, и потому предложили другую форму: решение или приговор такого-то Гофгерихта Великого Княжества Финляндского.
Что касается календарного времени, то в Финляндии оставлено было исчисление по новому стилю. В Выборгской губернии также разрешено было сохранить новый стиль, но с тем, чтоб это счисление не причиняло никакой перемены в отправлении греко-российских церковных праздников.
К картине взаимных русско-финских отношений, со слов современников, прибавим еще две черты.
Возвращавшийся в 1809 г. из русского плена поручик Врейтхольц пишет в своем дневнике. Из г. Борго мы отправились в Гельсингфорс. «Вечером здесь давали бал в ратуше. Несмотря на то, что с дороги устали, мы решились отпроситься туда, чтобы опять увидеть финских барышень, которые, однако, теперь были гораздо менее привлекательны, чем мы воображали. Все здесь получило русский оттенок; прежняя простота, уступила кокетству и большим требованиям русских люд; главными кавалерами были русские, которые, по-видимому, были в большой милости у красоток; разговор вели на всевозможных языках, словом, бал ничем не отличался от балов, которые мы видели в России, и наша радость здесь была непродолжительна».