История Финляндии. Время императора Александра I

Первым же Положением, от 19-го ноября 1808 г., об учреждении правления в новой Финляндии, установлено было требование, чтобы все дела производились «на ныне употребляемом в Финляндии языке, доколе войдет в употребление российский» (язык). Этому положению предшествовал мемуар, поданый Государю Спренгтпортеном, в котором говорилось: «дела будут производиться, за невозможностью поступать иначе, на ныне господствующем в крае языке; но когда попечениями правительства будут учреждены школы русского языка, этот язык, в качестве главного, будет введен вообще в делопроизводство вместе с финским, как языком народным». В Высочайшей инструкции Финляндской комиссии (1811 г.) повторено было подобное же условное требование: разрешено было дела «впредь до усмотрения» производить на шведском языке.

В январе 1812 г. председатель комиссии финляндских дел, граф Густав Мауритц Армфельт, обратился, через генерал-губернатора Штейнгеля, в Правительствующий Совет с запросом «сколько полагает оный дать времени молодым людям для показания своих успехов в изучении русского языка». Из отчета Закревского видно, что дело о русском языке поднял в 1812 г. генерал-губернатор, а так как им был тогда Армфельт, то надо полагать, эта инициатива принадлежала ему. «Правительствующий Совет,» в уважение пользы и необходимости для чиновников и служащих в Финляндии знать российский язык», предложил для изучения сего языка десятилетний срок, считая со времени определения во все училища края российских учителей, «совершенно сведущих не только в российском, но и в шведском языке». По докладе сего мнения Императору Александру I, 6-го июня 1812 г. последовал Высочайший рескрипт, подписанный в Вильне, с повелением назначить особых учителей в Боргоскую гимназию, в Абоское кафедральное училище, в тривиальные школы в Ловизе, Гельсингфорсе, Тавастгусе, Бьернеборге, Вазе, Улеоборге и Куопио «преподавать публично российскую словесность». По истечении пяти лет положено было требовать, чтобы «все молодые люди, желающие вступить в духовную, военную или гражданскую службу, были обязаны публично доказать познания свои в русском языке».

Из этих общих правил впоследствии (в 1824 и 1831 гг.) были сделаны «впредь до усмотрения» изъятия для духовенства и лиц, определяющихся в учебное ведомство: они освобождались «от возложенной на них обязанности до выхода из университета сдавать публичный экзамен по русскому языку». Ряд других мелких изъятий и практика обратили потом законы 1812 и 1813 гг. о русском языке в мертвую букву. — В этом приходится винить русскую власть, представители которой никогда не задумывались над самыми обычными государственными требованиями, истекавшими из необходимости установления возможного единства в управлении и духовной связи между частями Империи: Русское правительство не сумело использовать к своей выгоде даже те воззрения, которые господствовали среди финляндских деятелей периода покорения края.

Инородец Ребиндер лучше наших генерал-губернаторов в крае понимал значение государственного языка на окраине Империи. Когда нужно было получить учителей русского языка, Ребиндер в письме к князю Ал. И. Голицыну от 5 августа 1812 г. в следующих прекрасных словах формулировал важность вопроса: «Государь Император, признавая ту нравственную связь, которая в каждом благоустроенном государстве должна теснее соединять разные части оного и составить один народ, главнейше основывающею твердость и силу свою на одинаковом языке и проистекающих от оного одинаковых обычаях и образа мыслей, не оставил также обратить внимания Своего на введение в Финляндии российского языка для достижения совершенного соединения жителей оной с прочими разными народами, принадлежащими к счастливой и могучей Державе Его Величества».