Имеется очень своеобразная оценка тех милостей, которыми в таком обилии были осчастливлены финляндцы. Жена очень видного сенатора Фалька — Элеонора Фальк — записала в своем дневнике: «При вторжении русских тотчас созван был сейм в Борго, и Государь дал нам что-то, что он называл конституцией. Между прочим, обещано было уменьшение налогов; детям края, поступающим на военную службу, обещано было, что они обязаны будут лишь охранять побережье Балтийского моря, и, прежде всего то, что уроженец Финляндии (infödd finne) всегда будет генерал-губернатором. В Або учрежден был правительственный совет, а в Петербурге нечто, что называлось комиссией — для какой цели, мне не понятно. Все друзья Его Величества поспешили теперь предложить ему свою службу, ибо на сейме кроткий Александр расточал при этих случаях огромные жалованья. Из глубины Тавастланда и Эстерботнии вытаскивались теперь старые добренькие чиновники, которыми легко было управлять токующим тетеревам; они были отрешенные от службы шведские майоры и полковники, которые во время шведского владычества были сосланы сюда. Они теперь управляли законами и казной, хотя они в законах не больше смыслили, чем четвероногие в воскресении, но очень хорошо разумели значение казны для собственного своего кармана. Они добывали себе пенсии, состоя еще на службе при полном жалование, столовых деньгах; в качестве важнейших представителей государства, добывали себе прогонные деньги на заграничные поездки для лечения своего слабого пьяного здоровья; они добывали жалованье исполняющим их обязанности, в то время, как сами проживали не только свои огромные оклады, но и наследство своих детей. Ко всему этому они выпрашивали для своих жен — еще при жизни мужей — пенсии на булавки, не считая их старых управляющих и работников, коих также обязана была оплачивать казна. Можно себе представить, что должно было произойти с бедными грошами, которые вымогали из края. Их не хватало для покрытия и половины расходов. К труду относились небрежно. Те, которые в доброе шведское время привыкли есть соленый лещ и кислое молоко при своих ограниченных средствах, и те, которые, при тщательной обработке своих полей, к рождеству могли иметь бочку свежего пива, — разве они в состоянии были бы управлять государством! Таким образом, они объедались во вред себе и еще больше пили, пока не умирали, как мухи. Теперь стали подумывать о более порядочных людях. Уже кричали, что страна погибла, что следует увеличить налоги, иначе казна обанкротится. Все кричали, но никто не мог делу помочь. Но не долго продолжалось это удовольствие, как Его Величество повелел своему сенату, получившему это высокое наименование, хотя мне всегда казалось, как Don Ranudo de Colibrado, чем беднее, тем сердитее — перенести его в Гельсингфорс и сделать его главным городом и низвести старый Або до простого стапельного города...
«Письма шведского путешественника по Финляндии», составленные доцентом Абоского университета Арвидсоном, начинались критикой сейма в Борго. Арвидсон также держался того мнения, что члены сейма мало заботились о благе края, соблюдая более свои собственные интересы.
Госпожа Фальк представительница, конечно, крайнего мнения, но её заявления несомненно являлись выводом из примеров, которые она имела перед глазами.
Чтобы укрепить взаимные отношения и скорее изучить новый край, «Государю Императору угодно было, чтобы в «Северной Почте» помещаемы были статьи из городов Новой Финляндии; почему О. Козадавлев получил (в апреле 1810 г.) приказание «отнестись» к Сперанскому, дабы он сообщал нужные для сего сведения, как то: относительно выгод, каковые получила Финляндия присоединением своим к России; относительно вышедших по сему случаю постановлений, и о всех происшествиях, достойных внимания публики, в области сей случающихся». К сожалению, из этого доброго намерения ничего не вышло, и статьи о Финляндии в русской повременной печати начала XIX ст. составляли большую редкость.
С тем же сожалением приходится отнестись к финляндской печати, где Россия упоминалась реже, чем необитаемые части земного шара. Официальная газета «Abo Allmänna Tidning» сообщала подробно рапорты русских полководцев о блестящих победах в период Наполеоновских войн, — но газета была мало распространена и то лишь среди интеллигентных классов, — а потому эти известия не возбуждали ни малейшего энтузиазма. После войны Россия почти исчезла с газетных столбцов, вплоть до Восточной кампании 1854 — 1855 гг.
В тех же видах укрепления государственной связи между вновь приобретенной Финляндией и остальными частями Империи обращено было внимание на водворение русского языка в учреждениях края. Для этого прежде всего потребовалось насаждение русского государственного языка в местных учебных заведениях.