Завоевание Финляндии, весьма важное для частных интересов России, ничего не значит для общего дела, если она на том и остановится. Что же касается России, то все её берега будут не обеспечены, если у англичан будут пристанища в Швеции. Господствуя в Балтийском море, подкрепляемые шведскою флотилиею, они могут переносить свои войска в тот или другой пункт, угрожать Финляндии, даже Литве. И нельзя доказать, что России не придется, месяца через четыре, иметь до 50.000 людей в Финляндии для её обороны, из-за того, что теперь не посылают 30.000 для завоевания Швеции».
Для достижения своей цели энергичный француз продолжал: Какие силы может Швеция выставить против русской армии, которая переправится в 20 дней через залив у Вазы, а может быть даже у Бьернеборга или Або? В числе мер для достижения этой великой цели Коленкур указал: «отправка нескольких тысяч людей в Финляндию, для подкрепления армии и занятия гарнизонами крепостей; быстрая организация Финляндии, для того, чтобы землевладельцы и страна были связаны с Россией и её делом до вскрытия моря, так чтобы гражданское устройство ручалось за их верность; приглашение в Петербург 5 или 6 первейших фамилий». Далее Коленкур дал еще целый ряд советов: он рекомендовал сосредоточить в Свеаборге перевязочные средства, организовать возможно скорее экспедицию на Готланд, «составить отряд из финской милиции, под командою местных уроженцев из семейств, главы которых будут в Петербурге».
«Быть в Стокгольме, значит господствовать над Швецией, следовательно, и над её портами: это ответ на все. Дело в господстве над Балтийским морем, в недопущении англичан и шведов к своему порогу, наконец, в предоставлении Петербургу и русским владениям на этом море вековой безопасности. Все эти выгоды в Стокгольме. Небольшой корпус в Торнео, гарнизоны в главнейших портах Ботнического залива, в Свартгольме, Свеаборге: 3.000 регулярного войска и 7.000 туземных милиционеров, — вот что составило бы обсервационный корпус и было бы достаточным для верной обороны Финляндии против всяких покушений. Несколько лишних усилий могут покорить её географического врага. Не следует себя обманывать: малейшее промедление заставит потерять все выгоды, представляемые настоящим положением Швеции; объятая ужасом, недовольная своим государем и предоставленная всей тревоге перед войною, угрожающей её столице и её существованию, она не может быть страшна».
«Наступает зима, — пишет он Наполеону, — она перекинет мост через Ботнический залив, по которому русские перейдут в Стокгольм».
Слухи об этих дипломатических переговорах проникли в общество. В письмах одного современника читаем: «Наполеон внушил здесь, что надобно истребить шведского Короля.
Вследствие сего совета, дан Багратиону корпус в 30.000, с которым велено ему по льду идти в Стокгольм и оный занять. Все почитают экспедицию его безрассудной, а корпус этот пропащим. Занять столицу легко будет, но как там удержаться против сил всего королевства? Лед пройдет и всякое прервет сообщение. Удивительно, что Багратион взялся за такую нелепость!» «Князь Василий Васильевич Долгоруков сказал мне на ушко сегодня, что князь Багратион (славный) пишет ему о бедственном своем положении: солдаты ропщут, большая часть без сапог, а надобно переходить Балтику по льду. Жалование выдается медью, рубль приходится только в 28 коп. Что-то произведет присутствием своим Аракчеев, туда едущий или уже уехавший?».
8 апреля графу Буксгевдену было объявлено Высочайшее повеление произвести наступающим летом переправу войск через Ботнический залив, для чего отбирать суда в финляндских прибрежных городах. В мотивах к этим планам исходили из предположения, что на финляндской стороне Ботнического залива русские лишены достаточных средств понудить шведов принять условия мира.
К переходу на шведский берег действительно готовились. По мнению Буксгевдена, для совершения перехода требовалось, кроме наличных сил, еще 50.000 войска, 200 канонерских лодок и линейный флот. Государь запросил Барклая-де-Толли. «Я старался доказать сомнительность и даже опасность подобного предприятия в стране скудной и лишенной жизненных средств; наши морские силы слабы» — значится в его журнале. Он просил Государя позволения развить свои мысли в особой записке, которую представил в декабре 1808 г. Затем до января следующего года не было речи о переходе. Но, как значится в записках Ф. Ф. Вигеля, Император Александр «хотел показать миру, что вступать в столицы, подобно Наполеону, для него дело также возможное». — «Аракчеев, — говорится далее у Вигеля, — сидел в кабинете, водил пальцем по карте, не признавая никаких трудностей».
Графа Буксгевдена отозвали. На его место прислали фон Кнорринга, не обладавшего качествами, необходимыми для главного и самостоятельного начальника, так как боялся ответственности. Этому «генералу из немцев» приписывали глубокие знания в военных науках. На деле оказалось, что он не был силен ни в теории, ни в практике.