История Финляндии. Время императора Александра I

В начале февраля 1809 г. он уехал в Тавастгус, где принял управление страной. Но положение сделалось совсем не таким приятным, как он ожидал. Раньше он умел сосредоточивать около себя силы и воодушевлять окружающих для своих планов. Но теперь, на склоне лет, он был горяч и повелителен, почему скорее отталкивал старых людей, чем привлекал новых. Вскоре он оказался не только совершенно изолированным, но стал наталкиваться на оппозицию со стороны своих земляков. Уже весной 1808 г. K. X. Клик своими заключениями резко противодействовал Спренгтпортену и особенно настойчиво возражал против его предложения созвать представителей финского народа в Або. Вследствие выступления Клика, Спренгтпортену в течении нескольких месяцев не удавалось быть выслушанным по финляндским делам. «Спренгтпортен чувствует себя выпровоженным, — как значится в дневнике Голенищева-Кутузова 17 апр. 1808 г., — он в плохом настроении духа. Он думал сыграть роль в покорении, подчинении или инкорпорации Финляндии; но так как все это произошло гораздо скорее, чем можно было думать, то в нем теперь не нуждались, и обходились без Спренгтпортена с тем большим удовольствием, что он всегда стоял за права и привилегии нации». Между Спренгтпортеном и его бывшим другом Андерсом Юханом Ягерхорном не существовало более прежней интимности. Проект нового устава для Финляндии, составленный Ягерхорном, не встретил уже сочувствия в Спренгтпортене. Третий крупный финляндский деятель того времени, Маннергейм, смотрел на Спренгтпортена как на государственного изменника.

VI. Переход в Швецию. Поведение русских войск

О переходе войск в Швецию говорили очень рано. Уже 19 марта 1808 г. Государь запросил графа Буксгевдена, возможно ли совершить этот переход с корпусом войск в 10 — 12 тыс. чел.

В марте же 1808 г. Коленкур сообщал в Париж: «При моем разговоре с Императором речь шла преимущественно о переходе русских войск в Швецию». — «Государь указывал на большие трудности исполнения сего плана. Я просил его, если же положительно нельзя воспользоваться льдом, отдать необходимые приказания, чтобы собрать с этой же минуты все барки и суда, которые только можно отыскать, для перевоза войск в первую благоприятную минуту. Я дал ему понять всю пользу даже простых демонстраций для того, чтобы шведские войска разделились из опасения диверсии. Я убеждал его, наконец, послать доверенного офицера в Вазу, чтобы подготовить все к переправе, каким бы способом она ни состоялась». Вечером того же дня Коленкур писал: «Как сказал мне вчера сам Император, переправа русских войск в Швецию, признанная невыполнимою через Аланд, будет совершена через Вазу. Если нельзя будет воспользоваться для перехода льдом, то войска будут перевезены на судах». Но в то же время французы не выполняли своих условий и не наступали на Швецию с другой стороны. Император Александр I находил, что должен быть осторожным, пока не узнает, что французы перешли. «Если бы я получил от них оплеуху — это его собственное выражение, — то это только раздуло бы их тщеславие и нисколько не подвинуло бы вперед ни ваших, ни наших дел».

Коленкур решительно уверял Его Величество, что французские войска будут действовать согласно условию, и уговаривал Императора не только двинуть один корпус на Торнео, чтобы этим путем вторгнуться в Швецию, но послать еще войска на Аланд, в Вазу и всюду, куда только можно будет проникнуть, с целью держать шведов в тревоге и заставить их разделить свои силы. Коленкур старался дать ему понять, что свобода Балтийского моря, спокойствие Финляндии и всего побережья могут быть обеспечены только экспедицией в Швецию.

В течение апреля план переправы обсуждался с Государем неоднократно, при чем Коленкур настаивал на том, что намеченный поход необходим в интересах самой России. Но этими рассуждениями затруднения не устранялись. Попутно Император вновь ставил условием сохранение Финляндии за Россией. Еще более не расположенным перенести войну в Швецию оказался граф Румянцев, находя такой план опасным для русского войска. Французы в Сконии не показывались, и вся тяжесть предприятия ложилась на плечи России. Коленкур стоял на своем, убеждая и обнадеживая. По его мнению, Россия была уже снабжена выгодами, которых только могли себе желать государи в самые благоприятные времена; Финляндия говорила в пользу дружбы Франции громче, нежели всякие сомнения, и с тех пор, как Россия имела союзников, ни один еще не доставлял ей подобного результата.

«Завоевание Швеции, изгнание англичан из королевства и, для достижения того, быстрое занятие Стокгольма, — вот средства, могущие обеспечить за северными державами свободное плавание по Балтийскому морю, а за Россией в частности целость её берегов и процветание её торговли, — писал Коленкур 14 — 26 апреля 1808 г. своему правительству. Всякое действие, ведущее к этой цели, весьма важно для этой державы. Если Стокгольм будет занят, то кронштадтский флот будет господствовать на Балтийском море, как русская армия в Швеции.