История Финляндии. Время императора Николая I

За время Восточной войны Финляндия израсходовала 3.931.938 р. Кроме того, она потеряла 72 торговых судна, не считая мелких судов, ботов и лодок.

В общей массе финляндцы во время войны вели себя вполне удовлетворительно и корректно и сделали, что могли, для защиты своих границ. Они жертвовали на госпитали, флот и войско. Их молодежь воспользовалась особыми курсами при университете — или, так называемым, военным факультетом — для скорейшего получения офицерского чина. Без протеста население исполняло тяжелую постойную и подводную повинности. Между крестьянами и солдатами наблюдались хорошие отношения. Русские воинские части встречались и провожались с должным вниманием и радушием. В дни общего бедствия офицеры легче сближались с образованными классами. Русским успехам выражалось обычное сочувствие. Поджоги, произведенные в Улеоборге и Брагестаде, содействовали большему доверию населения русскому правительству, а постой войска оставил «в утешение населению» значительные суммы денег.

Более других подверглись искушению аландцы; их острова были со всех сторон окружены неприятельскими судами и часто посещались англичанами и французами, распространявшими среди них разные нелепые слухи. Хорошие моряки — аландцы оказались слабыми воинским духом. Вместе с неприятелями, на островах показывались иногда и шведы, исполнявшие едва ли вполне благовидные поручения первых. Не все аландцы устояли против искушений. Среди них нашлись такие, которые, изменив долгу и присяге, предложили врагам свои услуги по проведению их кораблей в шхерном лабиринте, по указанию мест высадки и т. п.

Бомбардировка Свеаборга

Изменники обыкновенно были известны сельской полиции, но у неё не было средств предать их в руки правосудия. Что еще печальнее, часть аландского духовенства не оказалась на высоте своего призвания и в своих проповедях восхваляла и благодарила англичан за их рвение в деле распространения книг Св. Писания. Те же пасторы прекратили чтение молитв за Русский Царствующий Дом. Но все это лишь печальные исключения. Большинство же аландцев вело себя добросовестно по отношению к Монарху и отечеству.

Среди лоцманов континента также оказались недобросовестные личности. Особенно известен среди них Михельсон, приведший английские пароходы к Улеоборгу. Около Тронгзунда нашелся корыстный крестьянин, указавший путь неприятельским судам. Его разыскали. При нем оказалось еще золото, полученное за услугу от англичан. Он тут же был расстрелян.

В Гельсингфорсе у одной части университетской молодежи сказалось «фрондирующее направление». Оно явилось, вероятно, последствием революционных вспышек 1848 г. на Западе. Как там, так и здесь, стали громче говорить о конституционных идеях, о Николае I, как главном враге всего либерального и прогрессивного. Молодые фрондирующие студенты, особенно те, которые принадлежали к группе так называемых «бескровных», подняв головы, предались политическим мечтаниям. Кто не сочувствовал их направлению, подвергался бойкотированию. Особенно черство они обрушились на нежного по своей нравственной организации Зах. Топелиуса. В газетной статье он осудил те западные христианские державы, которые протянули руку помощи мусульманской Турции. Кроме того, в стихотворении он укорил неприятеля, оросившего в чудный майский день берега Финляндии человеческой кровью. На бедного Топелиуса стали клеветать; его обвиняли в искательстве у власти; осмеивали его лакейство и т. п. Фрондирующие приобрели столь значительное влияние, что в Гельсингфорсе знакомые перестали здороваться с Топелиусом на улице. Одного студента, принявшего участие в схватке при Гамле-Карлебю, злобно преследовали насмешками.

Воспоминания профессора К. Г. Эстландера дополняют наши сведения по этому вопросу. «Очень понятно, — пишет этот русский подданный, — что симпатии молодежи были на стороне западных держав». В старости Эстландер заметил лишь одну оплошность своей молодости: он преувеличивал силы союзников; в своих же симпатиях он не раскаялся, они казались ему вполне естественными. Стихотворение Топелиуса «Первая капля крови», по мнению Эстландера, выразила казенный русский патриотизм, господствовавший в сферах академических отцов, мещанства и кофейниц и это «казалось нам, прямо говоря, низким». Студенты устроили за это импровизированный кошачий концерт под окнами Топелиуса. Пищу для критики и пересуда дала еще речь Ф. Сигнеуса. Провожали чинов финского морского экипажа. Толмачом чувств горожан был Сигнеус. Его вина заключалась в том, что он дерзнул склониться к казенному патриотизму. В этом в свое время провинился особенно его отец — пастор. В доме отца молодой Ф. Сигнеус сделался большим поклонником великой Империи. Профессор Эстландер припоминает его речь в Кадетском Корпусе, «в которой весьма явно Русская Империя признавалась великим отечеством, совершенно так же, как была Швеция для бывших поколений» Финляндии. С точки зрения современных нам финляндцев это непростительно, это — большое заблуждение.