История Foyles. Книготорговец по случаю

Кстати, именно тогда я впервые стал участником событий, которые привлекли внимание прессы. Когда мы вернулись домой, нам показали репортаж в Daily Mail, где было написано: «Женщины и дети пели и молились». Но мы не делали ни того ни другого, мы играли в «Я шпион» — Кристина Фойл, возможно, первый и последний раз в жизни. В ту зиму в Альпах погибло много людей, но я вспоминаю свою первую поездку за границу как чудесное приключение.

Кристина обустроила для себя безопасный комфортный мир, и ее мало волновало, как живут простые люди. Она говорила, что не умеет даже сварить яйцо, и сомневаюсь, что она хоть раз приготовила себе еду. В начале 1970-х годов я жил в Найроби, и она заехала повидать нас по пути в Южную Африку, где живут наши родственники, а у нее был дом. За ужином я спросил, как прошел перелет из Лондона. «Прекрасно, — ответила она. — Мы летели первым классом. — И, немного помолчав, добавила: — Не понимаю, почему все не летают первым классом».

Она чрезвычайно трепетно оберегала свою частную жизнь. Она явно считала, что компания — как и деньги, которые она приносит, — принадлежит только ей, и постоянно выписывала себе чеки на личные расходы. При этом она никогда не записывала на корешке ни сумму, ни получателя платежа, и бухгалтерам и аудиторам приходилось напрягать все свое воображение — качество, которым представители этих профессий могут похвастать нечасто. В аббатстве Били был септик со стоком. Однажды резервуар переполнился, и пришлось вызвать техников. Открыв резервуар, они обнаружили, что он забит банковскими выписками. По-видимому, Кристина спускала их в унитаз в надежде, что никто не узнает, сколько она тратит.

Она обращалась с кассовой наличностью как с собственной свиньей-копилкой, не отказывая себе ни в чем. После ее смерти обнаружилось, что в буфетах в Били спрятаны пакеты с деньгами. Ее душеприказчик показал мне портфель, набитый купюрами в разных валютах, в том числе старыми пятифунтовыми банкнотами, изъятыми из обращения почти сорок лет назад.

Она была скверным работодателем и не позволяла людям самых элементарных вещей. Им запрещалось вступать в профсоюзы, но в 1965 году некоторые из них сделали это тайно. Она услышала об этом и попросила сотрудника, который пользовался ее доверием, сходить на собрание профсоюза и доложить, что там происходит. Он отправился туда в назначенный день, после чего огорошил ее тем, что его тоже убедили стать членом профсоюза. В конечном счете профсоюз объявил забастовку. Тогда Кристина попросту велела Бену Перрику, который заведовал отделом сбыта и занимался организацией литературных ланчей, разобраться с этим, а сама улетела с мужем в Нью-Йорк, где и оставалась, пока забастовка не угасла сама по себе. Впоследствии один из депутатов, лоббирующих интересы профсоюзов, поднял вопрос об этой забастовке в парламенте. Семейное предание гласит, что Кристина так разозлилась, что воткнула булавку в его фотографию, и вскоре после этого у него случился инфаркт. Впрочем, подозреваю, что реальная история была приукрашена, как и многие другие случаи из жизни Кристины. В предисловии к своим запискам, опубликованным под названием «Так много мудрости» (So Much Wisdom), она уклончиво называет эту забастовку «злобными выпадами против Foyles».

Типовое письмо, которое в 1980-х годах по распоряжению Кристины рассылалось тем, кто откликался на объявления о вакансиях, показывает, как пренебрежительно она относилась к людям:

Спасибо за ваше письмо.

Вы можете пройти собеседование в любой понедельник с 16 до 17 часов, когда будете в Лондоне. Не стоит приезжать специально, ибо билеты стоят слишком дорого.

Не забудьте прихватить с собой это письмо, а также ваше заявление, которое мы возвращаем вам вместе с настоящим письмом.

Искренне ваша,

руководитель по персоналу

Позднее многие вспоминали, что, если на интервью они демонстрировали интерес или знания в какой-либо области, например в музыке, их определяли в отдел, не имеющий никакого отношения к упомянутому предмету, например в исторический или политический. Мой друг, который занимается книжной торговлей, рассказывал, как после окончания университета он явился на интервью, полный честолюбивых замыслов. Он постучал в дверь кабинета Кристины и вошел внутрь. Кристина, которая разбирала какие-то документы, оторвалась от своего занятия, смерила его взглядом, промолвила: «Нет, не думаю», — и снова уткнулась в бумаги. Он вышел вон, так и не получив работу, но в дальнейшем сделал успешную карьеру в издательском деле.