История Франции

Поскольку следовало пополнять государственную казну, то же самое правительство увеличило прямые налоги на 45 процентов, называемые «45 сантимами» (подразумевалось — с одного франка налога); подобная мера настроила против правительства правый фланг общественного мнения. Другая оплошность состояла в том, что правительство решило расформировать элитные роты бывшей Национальной гвардии — отряды из самых благополучных кварталов, что спровоцировало первую демонстрацию правых, так называемых «медвежьих шапок» (эти головные уборы носили гвардейцы).

Настроение и левых и правых ожесточалось от демонстрации к демонстрации. Предчувствуя, что остальная часть страны не понимает смысла этих парижских состязаний, известный интриган Луи Огюст Бланки потребовал перенесения выборов. Этот человек в черном вызывал страх. «Бледный, харкающий кровью, он спокойно требовал цену — голову Ламартина, предполагая взамен голову своего брата, члена Института Франции[128]. Он выставлял напоказ свое отрепье с сумрачной спесью, носил лишь новую обувь и перчатки, черные, как и все остальное», — писал Виктор Гюго.

Он добился перенесения выборов на наделю.

Хотя Ледрю-Роллен, воплощавший временное правительство, заявил о своем отказе от социализма, этот защитник стабильного порядка, щедрый, однако, когда требовалось предложить планы реформ, слыл демагогом в буржуазных кругах. В результате выборов крайне левые потерпели поражение, и некоторые провалы особенно показательны: неудачу потерпели Бланки, Франсуа Винсен Распай, Этьен Кабе. Появился новый избранник народа: Луи Наполеон Бонапарт.

Разумеется, Национальное собрание вновь провозгласило Республику 4 мая, но лишь ради того, чтобы изгладить из памяти 24 февраля, когда она родилась на баррикадах. Симптом.

Узаконенный подобным образом режим более не допускает кощунственных демонстраций: 15 мая, по случаю Дня независимости Польши, все происходит так, будто потерпевшие поражение на выборах желали вновь собраться с силами и устремиться к февральским надеждам. Публика заполнила здание Национального собрания, революционер Арман Барбес карабкается на трибуну и выкрикивает фамилии, словно приветствует избрание нового временного правительства. Там же Бланки, тут и Блан, и Распай, и Альбер. Вмешиваются силы порядка — и указанные лица арестованы.

Что это? Сигнал к отступлению? Ледрю-Роллен снят с министерского поста, подает в отставку католик Лакордэр, Филипп Бюше отказывается от председательства в Собрании, — и оно достается человеку, который подавил рабочее восстание в Руане. Но искрой, возжигающей пламя гнева, оказывается расформирование Национальных мастерских. Трудящимся предоставляется выбор: или поступление на военную службу, или безработица. «А, месье Араго, — кричит кто-то из манифестантов, — сразу видно, что вы никогда не голодали!»

По сути, возмущение июньских дней представляет собой первый в национальном масштабе случай классовой борьбы — не рабочих против хозяев, вроде лионских ткачей, а бедняков против богачей. Конфликт был ожесточенный, ибо решения новых буржуазных правителей относительно принципов порядка, собственности, свободы столь же основательны, сколь сильна решимость восставших в борьбе за справедливость и счастье.

Если не считать того, что безработные, завербованные в Национальную гвардию, стреляли в своих «рабочих братьев».

Национальное собрание расценило действия правительства как нерешительные: оно лишило его полномочий и передало исполнительную власть военному министру, генералу Кавеньяку. Ламартин и Ледрю-Роллен покинули свои посты и больше не вернулись. Республика избавилась от республиканцев.

Что касается Кавеньяка, то он за три июньских дня подавил восстание в Париже, где население восточных кварталов противостояло жителям западных районов, возводя баррикады. Последним воплощением февральского духа был архиепископ Парижа, его высокопреосвященство г-н Аффр, пожелавший выступить посредником: у въезда в Сент-Антуанское предместье он пал жертвой фанатика. «Пусть кровь моя будет последней пролитой кровью», — сказал он и упал, держа в руке крест.

Реакция на восстание была жестокой: 6 генералов, 1600 граждан, 4000 повстанцев были убиты; 11 000 человек арестованы, 4300 — высланы из страны.

«Полотняный колпак [буржуа] не менее отвратителен, чем красный [пролетарский]», — рассудил Флобер. «Я не верю в будущее Республики, которая расстреливает своих пролетариев», — писала Жорж Санд. В сущности, отныне реакция торжествует под флагом Республики, ибо Национальное собрание, которое с политической точки зрения связывало себя с левыми силами, в социальном плане проявило себя справа, упраздняя право на труд, отвергая проект бесплатного светского образования, предложенный Ипполитом Карно, и провозглашая свободу труда, т. е. противоположность права на труд.