«Интернационал» пели также 1 мая 1906 г. — в день, «который должен быть иным, чем другие»: рабочие требовали восьмичасового рабочего дня; у именитых граждан тряслись поджилки при виде массовых демонстраций. Разумеется, правительство учредило и Министерство труда, и другое ведомство — Министерство социального страхования, но рабочим уже стало совершенно ясно, что цену французской жизнеспособности оплачивают они, работая по десять-одиннадцать часов в день, без достойных отпусков, в то время как какой-нибудь провинциальный кузен благодаря несложному предписанию сумел, ничем не рискуя, получить должность почтового служащего или чиновника. Как раз тогда писатель Жорж Куртелин написал роман «Господа бюрократы» (1893). Гневом разразились электрики, шахтеры, строители. Всюду, чтобы подавить волнения, правительство посылает войска: в Фурми, в Дравей, в частности в 1908 г., затем в Вильнёв-Сен-Жорж. Есть убитые. Именно тогда Клемансо заработал свое прозвище — Тигр.
В политических кругах растет раскол, даже среди левых, — от них откалываются радикалы. То же явление отмечается и в рабочем движении, будь то под руководством синдикалистов-революционеров или социалистов; анархисты же дискредитировали себя в результате серии покушений террориста Франсуа Равашоля. В 1894 г. другой анархист, Санте Казерио, убил президента Республики Франсуа Сади-Карно.
Синдикалисты и социалисты разошлись, приняв Амьенскую хартию (1906), но их жизненная сила была велика. Их поддерживали все более решительно настроенные массы трудящихся: забастовки следовали одна за другой, и в 1910 г. все железнодорожные компании впервые оказались парализованными.
Однако вскоре поменялись цель и смысл деятельности левых политических партий: на первый план выступила военная угроза. «Война — войне!» — взывают, солидаризируясь друг с другом, радикал Жозеф Кайо, социалист Жан Жорес, марксист Жюль Гед, антимилитарист Гюстав Эрве.
Но интернационализм и революционный дух оставались патриотическими, и их носители — борцы за мир, единомышленники — считали: если война разразится, она станет ошибкой немцев.
Когда в июле 1914 г. вспыхнул кризис, был убит Жан Жорес, великий рупор пацифизма.
Власти были напуганы масштабами пацифистского движения и антимилитаристской волны, которые давали о себе знать в ответ на репрессивные акции в армии. Дезертиров, однако, не было…
Чего не ожидали правящие круги, так это того, что когда Франция окажется на военном положении, их ждет частичная потеря власти.
Начиная с лета 1914 г. настоящими хозяевами Франции стали военные. «Префекты больше не существуют, над парламентариями глумятся, генералы лезут в гражданские дела».
Это означало реванш.
Со времен Буланже и дела Дрейфуса часть армейских кадров только и ждала начала войны: они были преисполнены довольства. За четыре недели военные взяли всё в свои руки. Президент Республики Раймон Пуанкаре никак не мог определить, кто из генералов стоял во главе той или иной армии Республики. Когда он пожелал сопровождать генералиссимуса Жоффра в его поездке в отвоеванный Эльзас, ему отказали. Вскоре особым циркуляром префектам было запрещено звонить без разрешения, даже собственному министру. Несколько месяцев спустя Рене Вивиани, председатель Совета министров, лишь через свою цветочницу, чей дружок был офицером Генерального штаба, узнал, что ставка Главнокомандующего покинет Шантийи. «Это неприятно для премьер-министра», — сказал он на заседании Совета.
Глава 4. ЭПОХА УГРОЗ
Конфликты между национальными государствами, их стремление к экспансии привели к Великой войне, которая, начавшись в 1914 г., завершилась, если угодно, лишь в сорок пятом. И действительно, на протяжении этого времени коммунизм и фашизм, эти два мировых катаклизма, угрожали существованию Франции и самой ее сути.
Войны и революции смешали традиционные политические водоразделы: наряду с размежеваниями по линии консерватизм — реформа — революция возникли разногласия по линии воинственность — нейтральность — пацифизм.
Данные обстоятельства позволяют объяснить поведение части французов в ходе обеих мировых войн. Если сравнить фотографии и киноматериалы, отразившие отъезд французских солдат на войну в 1914 и в 1939 гг., то различие просто поражает. В 1914 г. веселье кажется уместным, пусть даже к нему побуждает сам факт съемки; на снимках, сделанных в 1939 г. на том же самом Восточном вокзале Парижа, бросается в глаза контраст с 1914 г.: отчаяние, вызываемое отъездом, нежелание уезжать свидетельствуют о совершенно ином состоянии духа. Однако ознакомление с письменными источниками и основанными на них серьезными научными трудами показывает, что никогда пацифистское движение не было столь сильным, как накануне 1914 г.; и наоборот, в канун 1939-го оно себя почти ничем не проявляло, в то время как глубинный страх перед войной был налицо.