История Франции

В «Военных записях» историк Жорж Ренар вспоминает, как, вернувшись с фронта, «цивилизованный человек вновь стал дикарем». Все общественные классы, все возрасты были охвачены этим «одичанием» (как сказал историк Жорж Мосс), которое соединяется с тотальной мобилизацией общества, в том числе, как показал историк Стефан Одуэн-Рузо, детей: прославляются героические дети-мученики, что легко вписывается в традицию газетных рассказов о различных невероятных фактах; прославляются также дети, которые на оккупированной территории дают врагам ложные сведения и т. д. Эта массовая вербовка возродится после Первой мировой войны в нацистской Германии и в коммунистической России, где режим станет поощрять разоблачение детьми их недовольных политикой государства родителей. В нацистской Германии накануне ее крушения на фронт станут мобилизовывать детей от десяти до четырнадцати лет.

Это одичание отдельных индивидов все же не было одичанием других. На фотографиях и кинокадрах войны 1914 г. люди никогда не показываются страдающими от жестокой боли или умирающими. На них показаны лишь мертвые (по крайней мере, в фильмах-реконструкциях, снятых в 1919 г.). Фотоаппараты и кинокамеры нацистов запечатлели зверства, которые совершали эсэсовцы, однако те все же хотели их скрыть от широкой публики. Жители той или иной страны могли поэтому прикидываться невиновными или не знавшими об этих преступлениях, в которых они зачастую принимали участие. Точно так же коммунисты долгое время не желали ничего знать о преступлениях советского режима или о своем собственном постыдном поведении — о доносах друг на друга. Эти связи поразительны: они вводят Великую войну в круг тоталитаризма и показывают их родство. Фронтовики убеждены, что они были лишь жертвами; но жертв собственного насилия они замечать не желают.

Великая война породила и новую иерархию заслуг, безропотно воспринятую обществом. Во главе ее, заняв место, отводившееся прежде учителям и горнякам, оказались ослепшие на войне, абсолютные ее жертвы, за ними — отравленные газами, потерявшие руки и ноги, далее — артиллеристы, находившиеся вне непосредственной опасности, а уже за ними «окопавшиеся», как называли всякого, кому удалось пристроиться в тылу. Далее по иерархии следовали гражданские и прочие лица, извлекшие выгоду из войны, которых было принято клеймить позором. Различные лиги во Франции, а за ее пределами — нацисты и фашисты питались этой озлобленностью фронтовиков. В России именно солдаты сводили счеты с офицерами, имущими, «господами» — и партия понимала, что они выплескивают ярость, способную разорвать их сердца.

Ближайшее будущее не сулило ничего хорошего.

РАСКОЛ РАБОЧЕГО ДВИЖЕНИЯ И РОЖДЕНИЕ ФРАНЦУЗСКОЙ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ

Война выиграна, но забыты ли слова Жореса: «Социалисты не могут согласиться на частицу власти, необходимо дождаться всей ее полноты»? Они произнесены в 1904 г., когда II Интернационал, стремясь к единству, преодолел все противоречия. Социалисты тогда находились на распутье между реформизмом и революцией, между «министериализмом» и неучастием во власти. Вхождение в состав правительства соответствует стратегии проникновения в государство с целью подготовки к его завтрашнему «штурму», считал Жорес; однако для других, Поля Лафарга и сторонников Жюля Гежа, это означало классовое сотрудничество и даже предательство. На съезде в Париже, в гимназии Жапи, в 1899 г. «против» участия в правительстве высказались 818 человек при 634 проголосовавших «за». Однако сделав поправку к резолюции, Делассаль смягчил результаты, допустив, что «чрезвычайные обстоятельства» могут изменить эти перспективы. Если бы между социалистами было достигнуто единство или создан прогрессивный союз между социалистическими организациями, с одной стороны, и независимыми синдикалистами — с другой, как предусматривала Амьенская хартия 1906 г., если бы социалисты располагали решающим большинством в законодательной ветви, в парламенте… Но, «подобно тому как тень удлиняется по мере приближения дня к концу, захват власти кажется все более далеким перед лицом этого прогресса. Мессия не пришел, вечер не наступил», — писала историк Мишель Перро. Несмотря на свою деятельность, Всеобщая конфедерация труда (ВКТ) оставалась в меньшинстве, пользуясь поддержкой едва 10 процентов рабочих; казалось, рабочий класс куда-то спрятался и больше озабочен выходом из игры, чем революцией. Происходит определенная социальная интеграция, которой способствует школьное образование и которая проявляется в национальном порыве, вызванном объявлением войны; и это гораздо лучше, чем тезис о предательстве вождей, объясняет поведение французских социалистов и синдикалистов в момент, когда прозвучали призывные звуки армейского горна.