История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века

Берюрикс подошёл к укреплениям, которые состояли из острых кольев, направленных во внешнюю сторону, как вдруг раздался чей-то голос:

— Стой, кто идет?

Наш друг обернулся и увидел часового галла в нескольких метрах от себя.

Он улыбнулся своему товарищу.

— Не волнуйся, Дюмудикс, — успокоил его охотник за усами. — Я иду в сортир[2].

— Ты счастливый. — невесело пробормотал часовой.

И стыдливо отвернулся от Берюрикса, который воспользовался этим и влез на частокол. Голод отнял у него силы, но не отнял проворства. Когда он влез на вершину частокола, то развязал кожаные обмотки, связал их концы и привязал на конце одного из кольев, чтобы обеспечить себе возвращение, ибо с внешней стороны влезть на частокол было невозможно. Затем он соскользнул по другую сторону укреплений. Каким странным это ни было, но, несмотря на опасности, которые его поджидали, он ощутил приятное чувство свободы.

Вкрадчивым шагом, пригнувшись, он приблизился ко рву. который окружал город. Берюрикс с одобрением присвистнул. Работа на совесть. Эти римляне, надо заметить, были теми, кем они были, но в том, что касается работы, они её не боялись!

На дне рва гнила мерзкая грязь. Берюрикс прыгнул в неё. Он был безразличен к миазмам, ибо никогда не отличался тонким обонянием. Именно ему доставались залежалые куски крупной дичи.

Переход через ров был долгим, трудным и опасным. Тысячу раз Берюрикс был на краю гибели, барахтаясь в тине, которая пыталась его засосать. Но голод вёл его дальше. Голод и любовь. Ибо он был полон решимости принести запасные усы своей подружке. Ляриретта была верной и послушной спутницей. В том, что касается отдыха воина, она знала толк! От Лютеции до Люгдюнома не было второй такой, которая была бы способна сделать шпагат наизнанку на чучеле медведя^{12}. Чудо! А медовуха у неё получалась ещё лучше, чем у бармена в Большой Пещере в Жерговии. который, кстати, знал своё дело!

Берюрикс был чёрным и весь в пузырях, когда вылез из ужасного рва. Он заметил дым неподалеку. Несмотря на то что ноздри его не работали, он почуял запахи кухни и испытал сильное желудочное волнение.

После долгих ползаний он добрался до поля, на котором римские солдаты установили свою палатку. Это был передовой пост. Люди Цезаря собирались позавтракать. Берюрикс заметил початки кукурузы, насаженные на палку. Они из неё готовили кукурузную кашу. Берюрикс едва не лишился чувств, увидев сразу всё вместе: и кукурузную ость, о которой он мечтал для Ляриретты (так он называл свою подружку потому, что своим серпом она косила не омелу, а тростник^{13}), и горячую пищу.

Его последним угощением была дохлая крыса, которой он поделился два дня назад с Ляриретгой. но это блюдо было недостойно галла!

Берюрикс уже собрался было накинуться с риском для жизни на пищу, приготовленную римлянами, как из палатки захватчиков вышла соблазнительная галлийка. Она была миловидной блондинкой и напевала сопрано «Версенжеторикс, давай пойдем на этот риск» — ироническую песенку, которую сочинили римляне, чтобы понасмехаться над доблестным генералом. Они её распространяли среди оккупированного населения в целях подрыва авторитета Версенжеторикса.

— Вот мерзавцы! — вздохнул Берюрикс. — Пропагандой они владеют!

— Кушать подано, — прощебетала юная галлийка.

Трое римлян, красивых как боги, выползли из палатки. Один из них взял девушку за талию и поцеловал в грудь, при этом она весело захихикала.

Галльское самолюбие Берюрикса взыграло.

— Блудит с итальяшками, в три солнца мать! — проворчал он.

Второй солдат Цезаря подошёл понюхать блюдо.

— Мадре ди Дио! — выразился он (на латыни). — Ты готовишь как богиня!

— Не богохульствуй! — вмешался третий, который, похоже, был не в настроении.

Они сели в кружок, и тут солдат Берюрикс, более не в силах бороться с голодом и возмущением, набросился на них с секирой в руках!

Он размахивал этим обоюдоострым оружием с необычайной ловкостью. Гораздо быстрее, чем енот-полоскун перерезал бы сваи хижины, Берюрикс отсёк три головы.

От удивления галлийка уронила половник. Берю дал ей две оплеухи, от которых и у мамонта отлетели бы бивни.

— Шкурёха! — проорал он. — Курва! Коллаборационистка! Прощайся со своими волосами!

Он попытался отрезать волосы девушки, но его секира затупилась, поэтому Берюрикс отсёк ей голову, чтобы не мучиться. После чего он набросился на завтрак этих месье, проглотил не дыша, три порции кукурузной каши, выпил бутылку «Поммардикса», и жизнь представилась ему в совершенно другом свете.

Он разорвал тунику обезглавленного римлянина и сделал из неё мешок для провизии.

— Стой, кто идёт!

Это был всё тот же часовой.

— Ты же видишь, что это я! — ответил Берюрикс.

— Кто ты? — продолжал выяснять караульный галл.

— Да Берюрикс же!

С недоверчивым видом часовой подошёл к куче грязи, которая говорила и шевелилась перед его глазами. В этой ходячей клоаке он действительно узнал своего товарища.

— Откуда ты?

— Из тубаркаса[3].

— Да ты весь в дерьме!

— Ну да, я провалился!