История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Богатство создало многочисленный слой выскочек с большими претензиями, которым была очень по душе атмосфера, преобладавшая тогда в Париже. Тьер и Гизо, самые выдающиеся министры Луи-Филиппа, были только горячими защитниками «права собственности». В романах Бальзака, которые были написаны в это время, хорошо показана омерзительная жажда наживы, которая, как казалось, господствовала тогда в жизни французского народа. Самым священным правилом французских стяжателей того времени была поговорка «честность – лучшая политика», и часто было похоже, что они охотнее простят человеку убийство, чем банкротство. Дюма-отец менее мрачными красками и в более романтическом стиле рассказал в своем «Графе Монте-Кристо» кое-что о тогдашнем «высшем обществе». У него показаны крупные финансисты, которые, когда думают, считают на миллионы; грубая драка за богатство, которое становится ключом к могуществу; поддельные аристократы, которые хвалятся своим знатным происхождением, а сами скрывают совсем недавнюю постыдную семейную тайну; и готовность всех – великих и малых – гнуться перед любым авантюристом, если им кажется, что у него есть большой кредит в банке. Казалось, что народ, который дал миру богословское учение Кальвина, философию Руссо и героический идеализм жирондистов, теперь пропитался духом бесславного торгашества и поставил богатство выше воспитанности, ума и религии. Это было неверно в отношении всего народа, но нет сомнения, что это было верно в отношении тех людей, которые, как казалось, руководили политикой Франции в те короткие восемнадцать лет.

Луи-Филипп избежал одной ошибки: хотя он достаточно жестко контролировал правительство, он не пытался обойтись без настоящих министров. Наоборот, он хвалился тем, что, используя компетентных администраторов, укрепил свою власть и в то же время удовлетворил «законную страну». Он был вынужден несколько раз подряд назначать премьер-министром Тьера, одного из тех либералов, которым он в значительной степени был обязан тем, что взошел на трон в 1830 г. Однако Тьер был недостаточно покорным: он считал, что король должен выбирать министров среди членов партии, которая преобладает в палате, а потом пусть король позволяет им управлять страной, как они пожелают, пока они не утратят доверие депутатов. Но для Луи-Филиппа это было уж слишком «конституционно». Он желал выбирать своих министров и лично определять политику, которой они должны придерживаться, а им оставить только улаживание разногласий с палатой, чтобы она с радостью утверждала предложенные ей проекты.

Тьер был очень талантливым человеком, и до 1840 г. король несколько раз призывал его во власть потому, что не мог найти никого другого, кто был бы способен вести дела с палатой. Но в 1840 г. случился кризис во внешней политике страны. Англия, Австрия и Россия вмешивались в дела Египта, и наместник этой страны, Мехмет-Али, попросил защиты у Франции. Тьер настойчиво заявлял, что Франция должна вести воинственную политику: чтобы отстоять интересы своей страны на Ближнем Востоке, он был готов рискнуть даже на войну против Англии. Но Луи-Филипп ясно понимал, что его любимые буржуа меньше всего желают большой войны. В лучшем для них случае война прекратит спекуляции и выплату дивидендов. В худшем случае во Францию войдут войска новой коалиции. Король уволил Тьера с должности, заставил себя забыть про национальную гордость французов и назначил премьер-министром Гизо (тоже либерала, который отличился в 1830 г.), и тот решил кризис, постыдно отказавшись от претензий Франции в Египте. Король наконец-то нашел себе помощника, который был ему по душе. Гизо и Луи-Филипп работали вместе в тесном содружестве с 1840 до 1848 г., когда им внезапно и одновременно пришлось отправиться в изгнание.

Тьер до своего ухода из власти исполнил – разумеется, получив на это искреннее согласие короля – одно дело, которое имело большие последствия. С 1815 г. легенда о Наполеоне разрасталась и покоряла воображение подраставших поколений французов. Корсиканец был уже не безжалостным «чудовищем», забиравшим юношей в солдаты, а несравненным защитником Франции от ее давних врагов, героем Лоди, Йены и Москвы. Тьер своим литературным трудом сам внес большой вклад в эту посмертную реабилитацию императора[228]: министр уже тогда был не только одним из самых знаменитых политиков Франции, но и входил в число ее самых знаменитых историков.