Читаем История Франции полностью

8. Наследовавший ему Месье (герцог Бурбонский, будущий принц Конде) был еще хуже, чем недавно усопший. Он был целиком под влиянием маркизы де При, дочери налогового откупщика, жены «одного изголодавшегося посла», создания с небесным ликом, «с боязливыми змееподобными повадками, которые неожиданно вдруг становились дерзкими». Ну просто настоящей сивиллы. Король считался уже совершеннолетним (в тринадцать лет!). Поэтому герцог Бурбонский назывался не регентом, а премьер-министром. Он правил плохо, его решения вызывали бунты и провоцировали гонения. Мадам де При принудила его отослать обратно в Испанию инфанту, невесту Людовика XV, и выбрать для короля принцессу Марию Лещинскую, дочь польского короля, смещенного с трона (лишив ее права на вдовью часть наследства в случае смерти мужа), которая не отличалась ни красотой, ни богатством, ни воспитанностью, ни добротой. Такому повороту событий можно дать три объяснения: мадам де При надеялась управлять королевой, которая будет всем ей обязана; требовалось срочно женить короля, который в обществе своих товарищей ранней юности мог бы стать вторым Генрихом III; Мария, которой было двадцать два года, могла бы уже сейчас дать короне наследников, которых пришлось бы ждать слишком долго от маленькой инфанты, бывшей на десять лет моложе; и, наконец, Церковь благосклонно смотрела на королеву-католичку, столь же набожную, как и инфанта. Но герцог де Бурбон пришел к власти только благодаря решению и поддержке де Флёри, воспитателя короля. Когда Людовик попытался устранить его, Флёри поднял шум и пригрозил, что покинет двор. Король, который не мог жить без своего воспитателя, начал плакать, забился на свой стульчик, а затем отослал герцога де Бурбона, приказавшему жить в замке Шантийи. Мадам де При, сосланная в свои земли де Курбепин без права покидать их, отравилась со скуки уже на следующий год.


9. В период несовершеннолетия короля распущенность и слабость правителей приучила тех, кем они управляли, не уважать и презирать их. Литература стала поверхностной и фрондерской. Однако романтическая комедия Мариво дала Франции поэтический театр, который предвещал театр Мюссе. В устах Массийона звучали последние отзвуки священного красноречия. Фонтенель, не впадая в вульгарность, широко популяризировал науку. Будущее предварял Вольтер. Великим человеком этой эпохи является Монтескьё, в «Персидских письмах», опубликованных в 1721 г., несмотря на монархические убеждения этого молодого чиновника, возникала тема революции, данная в форме забавной и живой сатиры на придворные нравы.


10. Регентство, хотя и недолгое, и внешне достаточно бессодержательное, имело большие последствия. После царствования Людовика XIV оно явилось разрядкой, но одновременно и откатом назад. Легкомыслие и спекуляции породили непочтительность и безбожие. Возросла роль далеко не лучших женщин. Французское правительство утратило осознание национального интереса. Оно отказалось отстаивать позиции Франции на море и подорвало свое будущее колониальной империи, которое трудами Кавелье де Ла Саля должно было бы стать великим. Но почему же недовольство и презрение не вызвали появления новой Фронды? Потому что монархия унаследовала от Людовика XIV такой престиж, что всякое возмущение показалось бы неприличным. Однако идол пошатнулся. Памфлетисты и стихоплеты ввели в моду оппозицию. Все то, что при Великом короле показалось бы богохульством, становилось смелостью ума. И все начиналось с песенок.

VI. О том, как в царствование Людовика XV Франция потеряла к себе уважение

1. В 1726 г. Людовик был привлекательным молодым человеком, хрупким и меланхоличным, «с красивым, как у девушки, лицом, бесчувственный и холодный». Своей застенчивостью, постоянной скукой, поддразниванием, иногда весьма жестоким, он напоминал Людовика XIII. Ни один из его наставников не сумел внушить ему понимание обязанностей государя. Кардинал Флёри пробудил к себе любовь, поощряя его лень и принимая участие в его ребяческих играх. Людовик XIV прошел во время Фронды школу опалы, подрастающий Людовик XV видел перед собой только раболепие и лесть. Как только он приступил к правлению, так сразу положился во всем на Флёри, который, как говорит Сен-Симон, не имел «ни малейшего понятия о ведении дел в тот момент, когда принял бразды правления». Мишле описывает кардинала как «приятное пустое место», как терпеливого, сговорчивого и улыбчивого человека. Но остается неоспоримый факт, что он управлял страной лучше, чем большинство министров. Флёри предпочитал остроумию здравый смысл и отличался склонностью к «экономии свечных огарков» – отрадный недостаток при дворе, где все остальные «жгли свечи с обоих концов». Его неопытность компенсировалась солидной традицией канцелярий, созданных Кольбером и Лувуа. У него были хорошие советники, и с 1738 г. обычный дефицит бюджета был преодолен. Для «приятного пустого места» это был совсем неплохой успех.


Перейти на страницу:

Все книги серии Города и люди

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология