9. С 10 августа по распоряжению Марата началось избиение дворян и священников. Требовалось устрашить страну. 2 сентября Коммуна, чувствуя опасность со стороны Законодательного собрания, напуганного приближением эмигрантов и пруссаков, развязала бойню. Убивали во всех тюрьмах. Кто судил? Тот, кто называл себя судьей. Кто осуществлял казни? Тот, кому нравилось проливать кровь. Сентябрьская резня – это вспышка коллективного садизма. Это дело рук не парижан, а горстки душегубов. В тюрьмах погибли более тысячи двухсот заключенных. Сцены, полные ужаса и похоти. Среди погибших – принцесса де Ламбаль, подруга Марии-Антуанетты. Законодательное собрание, чувствуя себя мишенью, не посмело вмешаться. А Коммуна одобряла подобные действия. Общественное мнение странным образом оставалось безразличным и циничным. «Резня продолжается, погода стоит прекрасная», – писал американец Моррис. Дантон, который мог бы прекратить эту бойню, не вмешивался, говоря о «необходимом правосудии». Но через несколько месяцев он в этом жестоко раскаялся. Оправданием ему может служить только страшное напряжение той эпохи. На Францию наступала половина Европы. Офицеры дезертировали. Париж, оказавшись во власти психоза осажденных, жаждал террора. Можно лишь сожалеть, что Дантон и Робеспьер ничего не сделали для прекращения резни. «Необходимо разозлить и просветить санкюлотов». Но санкюлотов больше злили, чем просвещали.
IV. Как в недрах Конвента образовался Комитет общественного спасения
1. За пределами Парижа выборы в Конвент проходили в спокойной обстановке, почти при полном безразличии народа. В провинции еще не звучало слово «республика», но уже никто не осмеливался называть себя роялистом. Вновь избранными депутатами владели три основные идеи: поддержать уничтожение привилегий, избежать контрреволюции, которая повлекла бы репрессии, и защитить собственность. Провинция оставалась консервативной. В основной своей массе Конвент представлял мелкую буржуазию, его избирали как противовес сентябрьской резне. Но в Париже верх одержала Коммуна. В новом собрании жирондисты (экс-бриссотинцы) располагались справа. И вновь бывшая передовая партия, не изменяя своей программы, превратилась в партию умеренную. Из 750 членов Конвента примерно 165 являлись жирондистами. Напротив них, с левой стороны, сидели монтаньяры. Их возглавлял Дантон со своими приспешниками: Камилем Демуленом и Фабром д’Эглантином. Невозмутимый, корректный Максимилиан Робеспьер ждал своего часа. Возле барьера держался самый умный из фанатиков – Сен-Жюст. Он считал, что «суть республики состоит в уничтожении всего, что ей противостоит». Странное определение жизни через небытие. На вершине «Горы» – Жан-Поль Марат, человек болезненный, циничный и часто жестокий. Он считал, что знает нищие слои, и говорил о них с состраданием. Из всех этих людей он один способен был понять смысл социальной революции. У «Горы» существовала программа: общественное спасение, осада, чистка партийных рядов, диктатура. Между жирондистами и монтаньярами располагалась третья партия, молчаливая и выжидающая, – «равнина», или «болото». Депутаты «равнины» наблюдали за представителями Жиронды и «Горы», готовыми вцепиться друг другу в глотки. Некоторые из них уже полагали, что наступит день, когда они создадут на этих трупах новое правительство. Между тем «бешеные», располагавшиеся слева от монтаньяров, стремились к обобществлению собственности, что проистекало из революционной логики монтаньяров.