Читаем История Франции полностью

4. Следует ли устраивать судебный процесс над королем? Жиронда этого не хотела. Она боялась расколоть Францию, вызвать в провинции раздражение общественного мнения и довести до раскола в своих рядах. Даже Дантон считал, что, «не будучи абсолютно убежденным, что короля не в чем упрекнуть, я нахожу правильным и даже полезным вывести его из той ситуации, в которой он пребывает». Конституция 1791 г. провозгласила неприкосновенность личности короля. На что многие отвечали, что начиная с 10 августа король превратился в простого гражданина. В таком случае, возражали противники судебного процесса, он не несет ответственности за события, случившиеся после 10 августа, и его дело подлежит рассмотрению не в Конвенте, заседающем в Верховном суде, а в обычном суде. Но Сен-Жюст и Робеспьер требовали процесса и смерти короля. По их мнению, король был не обвиняемым, которого нужно судить, а врагом, подлежащим уничтожению. Кроме того, они надеялись, что эта смерть создаст непреодолимую пропасть между Жирондой и старым режимом. В газете «Пер Дюшен» Эбер требовал смерти короля. Якобинцы колебались, но Робеспьер увлек их за собой. Бюзо и даже Дантон пытались спасти «Луи Капета». Но обнаруженная в сейфе дворца Тюильри компрометирующая переписка доказывала, как утверждали, что в окружении короля плелись интриги против революции и что король знал об этом. Это вынудило жирондистов уступить. И так уже Робеспьер обвинял их в задних мыслях роялистского толка, и Марат настаивал на поименном голосовании, то есть на осуществлении правосудия через шантаж страхом. С этого момента приговор не вызывал сомнений. Отважные адвокаты – Мальзерб, Тронше и Десез согласились защищать короля, который спокойно и достойно вел себя во время допроса. Его система защиты состояла в отрицании любых сделок с совестью. Десез настаивал на неприкосновенности суверена. Давление на депутатов оказалось столь сильным, что даже мадам Ролан, личный враг королевской четы, пришла в крайнее негодование. «Прелестная свобода в Париже!» – заявила она. Ее приводила в негодование сентябрьская резня. «Вам известен мой восторг перед революцией? Так вот, я стыжусь его. Он осквернен предателями. Теперь он выглядит гнусным». В ответ на нападки Марата она отвечала: «Я сомневаюсь, чтобы больше гадостей печаталось даже о самой Антуанетте, с которой меня сравнивают и прозвищами которой меня наделяют». О великая Немезида! При голосовании за приговор королю присутствовал 721 депутат. Большинство составляло 361 голос. За смертный приговор проголосовало 387 человек, среди них – Филипп Эгалите, бывший герцог Орлеанский, кузен Людовика XVI. Это произошло 16 января 1793 г., а 21 января королевская голова свалилась в корзину. На эшафоте король воскликнул: «Народ, я умираю невиновным!» В тот день в Париже царило мрачное настроение, никто не поднимал глаз. Благоговение перед Божественным правом, мысли о Людовике Святом и Генрихе IV пробуждали в душах чувство вины. Цареубийцы, постепенно осознавая свою ужасающую ответственность, понимали, что отныне им следует поддерживать революцию или погибнуть. Даже Дантон, хоть и скрепя сердце, проголосовал за смерть короля. Робеспьер хотел видеть Дантона непримиримым. Таким он его и сделал.


Обнаружение сейфа с тайной перепиской короля во дворце Тюильри (в шкафу находится скелет Мирабо). Сатирическая гравюра. Конец XVIII в.


Исидор Станислас Хельман. Казнь Людовика XVI на площади Революции 21 января 1793 г. 1794. Гравюра. Фрагмент


Перейти на страницу:

Все книги серии Города и люди

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология