История Франции

4. Кто же его поддерживал? На деле Июльская монархия опиралась на новую олигархию – олигархию среднего класса, разбогатевших торговцев и судей торгового суда, финансистов и промышленников, которых переполняла гордость оттого, что они вхожи во дворец. Теперь они уже страстно мечтали о пэрстве. Конечно, новый режим скоро расширит круг избирателей. Вместо ста тысяч Францией будут управлять двести тысяч Попино и Камюзо. Но право голоса никогда не дадут ни поголовно всем гражданам, ни «способным», то есть образованным гражданам, получившим университетские дипломы; не дадут права голоса и национальным гвардейцам, этим гражданам-солдатам, оплоту режима. Даже Гизо, относительно либеральный историк-протестант, возражал против всеобщего избирательного права. «Средний класс, – говорил он, – создает общественное мнение, и он должен управлять обществом. Аристократы находятся за пределами этого общества и плохо его знают. У народа нет времени размышлять, он только требует и жалуется. А у среднего класса есть возможность быть рассудительным и либеральным…» В итоге – правительство среднего класса. Такова доктрина партии, названной «партией сопротивления», которая на самом деле была «партией установленного порядка» – партией Гизо и Казимира Перье. Это сопротивление оборачивалось консерватизмом: сопротивление любым изменениям. На правительство нападали недовольные и среди правых, и среди левых, как это хорошо показано в романе Стендаля «Люсьен Левен». Тьер, один из тех, кто совершил революцию 1830 г., старался приблизиться к «партии сопротивления». «Есть люди, – писал тогда Виктор Гюго, – которые полагают себя весьма передовыми, но на самом деле застряли в 1688 году. Однако не следует забывать, что мы уже давно преодолели 1789 год». Против «партии сопротивления» выступила реформистская и либеральная «партия движения», возглавляемая Лафайетом, Лаффитом и Одилоном Барро, о котором говорили, что это последний «самый церемонный из нерешительных и самый раздумчивый из неосмотрительных». Правее этих двух групп располагались несколько легитимистов. Слева – пылкая парижская толпа. Между ними – третья партия, бессмертное «болото», поочередно то беспомощное, то всесильное; над ними – «замок»; вокруг них – 30 млн французов, которые кормили страну, обогащали ее, защищали, но не имели права голоса. Такое равновесие всегда оказывается неустойчивым.

5. Начало правления было трудным. Революции – это болезни с очень коротким инкубационным сроком и очень длительным периодом выздоровления. Народ, которому однажды удалось победоносное восстание, начинает обращаться к переворотам всякий раз, когда он недоволен. А парижский народ был недоволен. Июльские бойцы провозгласили свои требования, но не получили вознаграждения победителей. На их медалях было выгравировано: «Дана королем». Но разве это не они, напротив, дали ему королевство? Министры Карла X были арестованы. Самые свирепые требовали их смерти. Генерал Домениль, герой на деревянной ноге, комендант крепости Венсен, отказался выдать их толпе. Королю и правительству удалось их спасти, что вызвало беспорядки в Париже. Гизо писал: «Если говорить о крови, то Франция не хочет проливать ее без пользы. Все революции проливали ее во гневе, а не в силу необходимости. И очень скоро пролитая кровь обращалась против них. Неужели сегодня мы пойдем тем путем, который отрицали даже во время сражения?..» Но страсти продолжали кипеть. В ответ на клерикализм, который торжествовал в эпоху Карла Х, возник агрессивный антиклерикализм. В день, когда служили мессу по поводу годовщины убийства герцога Беррийского, церковь Сен-Жермен-л’Осеруа была захвачена и разорена, а архиепископство разграблено. Хотя Луи-Филипп призвал к власти «партию движения» во главе с радикальным словоохотливым банкиром Жаком Лаффитом, мятежи залили кровью Париж и некоторые провинциальные города. После Июльской революции восстали Польша и Италия. Французы хотели бы поддержать этих инсургентов, но правительство отказалось провоцировать европейских государей. В результате – новые волнения. Париж распевал песню Беранже: «Польша и ее верный народ, который столько раз сражался за нас…» Лаффит неуверенно попытался провести несколько реформ. На муниципальные выборы к «цензовым» он добавил «способных»; к другим выборам он снизил ценз, но если эта мера удваивала число избирателей, то не наделяла правом голоса народные массы. А их раздражало создание новой Национальной гвардии, которая должна была состоять из тех французов, которые платили прямые налоги и были в состоянии самостоятельно оплачивать свою экипировку. Эти условия автоматически исключали выходцев из народа и превращали вооруженные силы, как и выборы, в привилегию буржуазии. Таким образом, никто не получил удовлетворения от действий правительства. Его осторожность раздражала «партию движения». Его слабость возмущала «партию сопротивления». Это было «правительство отказа от решительных действий».