11. Во время продолжительных «каникул» 1850 г. каждая партия готовилась к государственному перевороту. Тьер встретился с принцами Орлеанскими в Клермон-Хаусе; легитимисты отправились к графу де Шамбору в Висбаден. Обсуждалась возможность слияния обеих роялистских групп; как обычно, переговоры потерпели неудачу. Между тем принц-президент проводил смотры, и войска, которые кричали: «Да здравствует император!» – отмечались наиболее положительно. Медленно, но упорно исполнительный орган разоружал ассамблею. Технология государственного переворота проста. На ключевых постах надо иметь своих людей. Принц лишил Одилона Барро президентства в совете, хотя тот обладал в ассамблее верным большинством. Но это большинство промолчало, тем самым совершив самоубийство. Принц заменил генерала Маньяна, безоговорочно ему преданного, генералом-монархистом Шангарнье, который должен был его защищать. В последовавших меланхолических обсуждениях Тьер, который полностью прозрел, хоть и слишком поздно, заметил: «Империя уже создана». Принц-президент мог согласиться с сохранением республики лишь при условии пересмотра конституции, которая позволила бы ему переизбрание. В противном случае ему оставался только государственный переворот. Но как осуществить пересмотр конституции, если для этого требовалось набрать три четверти голосов, а каждая партия хотела своих изменений? «Франция, – писал испанский посол, – полна монархистов, неспособных установить монархию, которые стонут под гнетом республики, у которой нет республиканцев, чтобы ее защитить…» Принц не видел иного решения, кроме революции или диктатуры, факела или сабли, «„Горы“ или империи».
12. Для создания империи шансов имелось больше. Другие партии, расчлененные, завистливо следили друг за другом и самоупразднялись одна за другой. Принц-президент, в руках которого находились рычаги власти и которому помогали опытные заговорщики, имел возможность действовать более скрытно. Кто мог его остановить? Ассамблея была не способна договориться даже по вопросу, связанному с предложением своих собственных квесторов о предоставлении ей права вывешивать в казармах регламент законодательной власти по мобилизации войск. «Ассамблея, – писал Вьель-Кастель, – развлекалась тем, что сговаривалась против Луи-Наполеона. Нетерпеливые, горячие головы предлагали отправить его в Венсенский замок». «Это минутное дело, – утверждали они, – никто и не заметит». Возможно, но для этого пришлось бы все же действовать, а они не могли даже прийти к согласию. Республиканцы голосовали против этого предложения, потому что боялись государственного переворота со стороны монархической ассамблеи, а бонапартисты – потому что решили совершить государственный переворот против ассамблеи. «Нет никакой угрозы, – наивно заявлял демократ Мишель из Буржа, – и, позволю себе добавить, что если бы существовала опасность, то есть же невидимый часовой, который нас охраняет; этот часовой – народ». Он ошибался. Кто готов был отдать свою жизнь за Вторую республику? Буржуа? Они были монархистами. Рабочие? Зачем бы они стали защищать ту ассамблею, которая их расстреливала и отняла право голоса. Армия? Луи-Наполеон и его окружение не были столь наивны и успели уже принять в этом отношении необходимые меры предосторожности.
13. Сила любой армии, а также и ее слабое место в том, что она подчиняется приказам. Завладейте источником этих приказов, и вы станете повелителем всей реки. Луи-Наполеон не сомневался в Маньяне, командующим войсками. Но ему требовался еще и безгранично преданный военный министр. Он обратил внимание на находящегося в Алжире генерала Сент-Арно, столь же смелого, сколь и беспринципного. Но Сент-Арно был всего лишь бригадным генералом. Пришлось организовать короткую экспедицию в Кабилию, чтобы иметь основание присвоить ему звание дивизионного генерала. Маньян и Сент-Арно открылись некоторым офицерам: «Вы скоро нам потребуетесь. Вы получите письменные приказы за нашей подписью. В случае провала ни одно правительство не сможет вас обвинить». Оставалась префектура полиции, еще один командный пост. Президент направил туда Мопа́, очень надежного человека. Морни, единоутробный брат принца (родившийся от связи королевы Гортензии с Флао, то есть являвшийся незаконнорожденным внуком Талейрана), умный и привлекательный искатель приключений, абсолютно аморальный, должен был возглавить заговор. Осенью 1851 г. все было готово для совершения переворота. Но Сент-Арно хотел дождаться начала заседаний ассамблеи. Пока депутаты находились в своих округах, они могли бы организовать Жиронду и федерализм. В Париже Мопа сможет арестовать их прямо в постелях, что позволит не применять к ним всегда прискорбного смертельного насилия. «Мы теперь не свирепствуем в отношении заключенных». К тому же 2 декабря, годовщина Аустерлицкого сражения и коронации, представлялось бонапартистам самым благоприятным днем. На него и пал выбор.