История Франции

6. А мог ли император опереться на рабочих? Нет. В 1851 г. рабочие допустили свершение государственного переворота из ненависти к буржуазной республике. Но уже на протяжении десяти лет они держались в стороне. Под влиянием Прудона они объединялись в общества взаимопомощи. Затем интернациональный социализм, сформулированный Марксом и Лассалем, внушил им более грандиозные надежды. Император провел для них несколько неясных реформ, а Маркс обещал социальную революцию. В 1789 г., говорил он, буржуазия победила феодалов; наступит день, и пролетариат победит буржуазию. После этой революции общество уже не будет разделено на классы и средства производства будут принадлежать трудящимся. В 1863 г., во время визита французских рабочих в Лондон, был создан Интернационал. В 1866 и 1867 гг. он проводил конгрессы и требовал национализации транспорта, шахт, лесов и телеграфа. Так как индивидуальные члены были немногочисленны, то сумма взносов оказалась ничтожно малой. Но во Франции рабочие организации вступали в Интернационал массово. На бульварах «белые блузы» распевали «Марсельезу». В романе «Жерминаль» Золя показал роль Интернационала в забастовках той эпохи, которые часто оказывались кровавыми. Значительная часть буржуазии со страхом заговорила о мировой революции. Правительство империи также ее опасалось и использовало войска против забастовщиков, а рабочие-социалисты, как до них буржуазные либералы, становились в оппозицию к режиму. Оппозиция по каждому поводу открыто проявляла свои чувства в отношении императора, который уже не осмеливался принимать ответные меры. Его называли Калигулой и Гелиогабалом. К «испанке» относились так же, как некогда к «австриячке». На церемонии вручения премий Всеобщего конкурса молодой Кавеньяк отказался принять свой венок из рук принца империи. На жалобы императрицы император ответил: «Рано или поздно Луи все равно должен столкнуться с оппозицией». Эта безропотная невозмутимость поощряла нападающих. Куплеты высмеивали семейство «Баденге» точно так же, как некогда высмеивали семейство Луи-Филиппа.

7. Выборы 1869 г. показали, что французы утратили надежды. Кандидаты правительства получили 4,5 млн голосов; кандидаты оппозиции – 4,3 млн. Если принять во внимание официальное давление в пользу первых, то понятно, что для вторых это был триумф. Рошфор был избран в Париже (на дополнительных выборах). Гамбетта, который выступал как «непримиримый», стал депутатом Бельвиля. Даже в провинции наблюдалось брожение. Третья партия смогла набрать сто шестнадцать голосов. Вместе с Тьером и его приверженцами-монархистами они представляли большинство. «Дворец Тюильри охватило нервное напряжение, – пишет Мериме. – Это чувство, подобное тому, которое охватывает вас под влиянием музыки Моцарта перед появлением Командора…» Император, вопреки мнению «мамлюков» авторитарной империи, расценил, что необходимо капитулировать, и изменил конституцию. Сенатус-консульт 1870 г. станет для Второй империи тем, чем был «Дополнительный акт» для Первой империи. Отныне у Законодательного корпуса, как и у императора, появлялась законодательная инициатива. Бюджет голосовался постатейно. Министры становились подотчетны парламенту, а император наделялся правом обращения к народу. Императрица и «мамлюки» тщетно возражали против этого плана. Император тайно провел переговоры с третьей партией, и 2 января 1870 г. Эмилю Оливье было поручено сформировать министерство. Наполеон III предполагал обратиться к Тьеру, у которого было больше опыта. Но Тьер потребовал бы низвести императора до уровня конституционного правителя. Более сговорчивый Эмиль Оливье был к тому же моложе, что, вероятно, соответствовало всеобщему обновлению. «Мы устроим императору счастливую старость», – пообещал Оливье. Он был искренен, и вначале его министерство всех удовлетворяло. Академия, один из очагов оппозиции, нашла председателя совета в кресле Ламартина. Но пессимисты считали, что свобода увенчала здание в тот момент, когда его основание уже рушилось, и Гамбетта оставался все так же непримирим. «Между республикой 1848 г. и республикой будущего вы – всего лишь мост, – заявил он правительству, – и мы перейдем через этот мост».