Так или иначе, экзистенциализм позволяет подчеркнуть «трагическую» сторону человеческого бытия, которую в той или иной мере представляет и сам Фрейд во второй половине творчества. А. Руткевич отмечает: «Работы Фрейда конца 20-х годов все в большей мере приобретают характер мрачных пророчеств»[416]
, а вершиной этого «экзистенциалистского» движения выступает текст «По ту сторону принципа удовольствия». Французские аналитики, точнее, те из них, что интересовались философией Хайдеггера, Сартра или Кьеркегора, не раз указывали на родство — если не буквально теоретическое, то «идейное» — между Фрейдом и экзистенциализмом. Жак Лакан утверждал, что «родоначальники психоанализа уже соприкоснулись с той экзистенциальной негативностью, о которой столь шумно заявляет современная философия»[417]. «Моду» на экзистенциализм в психоанализе не оставил без внимания и Жан Лапланш, отмечая, что «влечение к смерти» в настоящее время представляет собой удобное пространство для тех, кто хочет развить в психоанализе любые «романтические», «пессимистические» и в конечном итоге хайдеггеровские концепции. Настало время отказаться от лозунгов и думать самостоятельно.Другой причиной усиления влияния экзистенциализма выступает заинтересованность аналитиков в вопросе времени. Вслед за Кьеркегором и Хайдеггером время рассматривалось не как самостоятельная величина, но как неотъемлемая часть человеческого бытия. Время означает не что иное, как указание на «временность» существования человека в мире, «конечность» человеческого бытия. Именно эта конечность (читай: смертность) придает человеку уникальность, наполняет жизнь смыслом и потому является одной из самых существенных характеристик бытия.
Экзистенциализм также позволил по-новому взглянуть на понятие «субъекта», «личности». Фрейдовское учение совершило переворот в картезианском понимании человека. Фрейд настойчиво критикует рациональное сознательное начало как центр личности: «“Быть сознательным” есть чисто описательный термин, ссылающийся на наиболее непосредственные и наиболее надежные восприятия. Но дальше опыт показывает нам, что психический элемент, например представление, обычно не осознается длительно», — пишет основатель психоанализа в работе «Я и Оно». На место «рацио» приходит бессознательное, что фактически позволяет говорить о новой антропологии, опирающейся на психоаналитическую методологию поиска и открытия бессознательного. Эта критика «новоевропейского» субъекта находит место и у экзистенциалистов с их диалектикой подлинного и неподлинного существования вообще. Невротизация выглядит как отдаление от подлинности себя самого. В отдельных своих проявлениях антропологическо-экзистенциальный анализ близок к психоанализу, он перемещает «центр тяжести» субъекта с познавательно-сознательной части к неким напрямую неосознаваемым переживаниям — бытия, опыта у философов и бессознательного у аналитиков, хотя, конечно же, знак равенства между ними поставить невозможно.
В целом следует отметить, что экзистенциализм оказал скорее тактическое влияние на развитие психоанализа, идущего по стопам Фрейда. Не принимая мировоззрение и этику Сартра и Хайдеггера, психоаналитики тем не менее заимствовали отдельные понятия, концепции и в целом некий специфический взгляд на предмет человека. Однако для того чтобы проследить влияние экзистенциализма и феноменологии, следует обратиться к изучению творчества каждого аналитика в отдельности.
Говоря об экзистенциализме, следует отметить, что многие философы создавали собственные «версии» психоанализа. Так, например, Ж.-П. Сартр стал автором «экзистенциального анализа»; а П. Рикер предложил собственную интерпретацию фрейдовского учения, основанного не только на клиническом опыте психоанализа, но и на опыте философии. Рассмотрим некоторые небезынтересные положения этих систем.
Жан-Поль Сартр (Jean-Paul Sartre, 1905–1980) стал одним из наиболее узнаваемых французских философов всего двадцатого века. Сартр вошел в историю как автор художественных произведений, яркий политический деятель, а также как один из наиболее видных представителей экзистенциализма (и, вероятно, точно единственный, который открыто причислял себя к этому движению).