История Германии в ХХ веке. Том I

Психологические последствия этого катастрофического кризиса можно оценить, только если учесть, что травматический опыт гиперинфляции и экспроприации был получен всего шесть лет назад. Задним числом годы подъема, которые были не более чем глотком воздуха, теперь казались миражом между инфляцией и мировым экономическим кризисом. Все больше и больше для значительной части немцев годы после 1918 года представлялись непрерывной чередой кризисов и катастроф, из чего следовал вывод: отказаться от Веймара. Сочетание республики, демократии и капитализма, установленное в 1919 году, было явно неспособно адекватно справиться с огромными ранее проснувшимися силами индустриального общества. Таким образом, восприятие Великой депрессии как провала либерально-капиталистической модели порядка стало поколенческим опытом, последствия которого будут сказываться на протяжении десятилетий.

Однако этот процесс не ограничился Германией. Мировой экономический кризис собрал воедино все симптомы послевоенного кризиса и создал беспрецедентную нестабильность на всем континенте. Демократия и рыночная экономика были поставлены под сомнение во всех европейских государствах. В западных странах антилиберальные силы явно набрали силу. В последующие годы почти во всех государствах Восточно-Центральной и Южной Европы возникли правые авторитарные системы, в которых были опробованы различные варианты диктаторского правления, от военных диктатур до режимов по модели итальянского фашизма. Общим для них, помимо отказа от верховенства закона, парламентаризма и демократии, был отказ от либеральной экономической системы и свободной мировой торговой политики в пользу национальной экономической политики. Она была ориентирована на внутриполитический рынок или торговые зоны, отгороженные от мирового рынка, при этом государство выступало в качестве центрального органа планирования и регулирования. Большевистская диктатура в Советском Союзе проводила свою политику индустриализации таким же образом, а именно: отдельно от мировой торговли и руководствуясь государственным планированием, а не рыночными принципами. Здесь, казалось, лежали многообещающие модели общественного порядка[7].

Если в годы после 1919 года значительное большинство немцев высказалось в пользу этой системы и поддерживающих ее партий Веймарской коалиции, то надежды и обещания, связанные с ней, теперь, казалось, были в значительной степени опровергнуты в глазах как правящих групп, так и широких слоев населения. Таким образом, мировой экономический кризис стал, по выражению Детлева Пойкерта, «закваской последнего политического кризиса республики»: «„Внизу“ радикализировались массы тех, для кого опыт кризиса уничтожил все перспективы; „вверху“ – правые политики и старые элиты пытались использовать мнимо благоприятный момент, чтобы окончательно пересмотреть фундаментальные решения 1918 года»[8].

РАДИКАЛЬНЫЕ ЛЕВЫЕ

Большинство местных и зарубежных наблюдателей за событиями в Германии были убеждены в том, что массовая безработица в первую очередь будет использована радикальными силами. Прежде всего, молодые, в основном неквалифицированные рабочие, пострадавшие от безработицы больше других, должны были обратиться к коммунистической партии – этого опасались и правящие социал-демократы. И действительно, КПГ все больше становилась партией молодых безработных, чье радикальное неприятие республики строилось по образцу большевистского Советского Союза. Реорганизация партии по образу и подобию ВКП(б) изначально означала, прежде всего, демонтаж внутрипартийной демократии в пользу абсолютистского режима ЦК, который вскоре возглавил столь же простецкий, сколь и популярный Эрнст Тельман, гамбургский докер, имевший теперь гораздо меньше общего с демократией и гражданским обществом, чем его предшественники, все из которых были выходцами из левой интеллигенции[9].