История Германии в ХХ веке. Том I

Такое теоретическое обоснование стремления Германии к власти оказалось полезным для противодействия британской и американской критике. 20 апреля 1939 года Гитлер сослался на доктрину Монро в ответ на призыв президента США Рузвельта к Германии прекратить экспансионистскую политику; в конце концов, Германия тоже не вдавалась в то, какие цели преследует американская внешняя политика, «скажем, в отношении государств Центральной или Южной Америки»[119]. На самом деле, однако, немецкие идеи уже выходили далеко за рамки такой аналогии с доктриной Монро. «Следующая война будет чисто идейной, то есть осознанно народной и расовой», – подчеркнул тогда же Гитлер[120]. Что это означало, в эти месяцы стало предметом ожесточенных споров среди интеллектуалов нацистского государства. По словам юриста СС Вернера Беста, в рамках фёлькиш-мировоззрения не существовало такого понятия, как международное право, были только интересы собственного народа и никаких ограничений, кроме власти. «В своем поведении по отношению к другим народам ни одна нация не может позволить связать себя правилами, действительными независимо от ее целей в жизни». Поэтому только немцы должны были решать, принимать ли им другие народы в свое макропространство или «их участие будет расценено как нежелательное», и в задачу немцев ни в коем случае не входит «искусственное сохранение» других народов в своем макропространстве[121].

После вторжения в Прагу и одновременной оккупации Мемельского края даже у западных держав больше не было иллюзий относительно характера германской политики. Для них это был лишь вопрос выигрыша времени, чтобы как можно дальше продвинуться в подготовке к войне. Продолжение политики умиротворения больше не поддерживалось французской и британской общественностью.

Следующей целью Гитлера была Польша. Долгое время было неясно, какая роль отводится Польше в политике дальнейшего расширения: младшего партнера в действиях Германии против Советского Союза или объекта завоевания. Осенью 1938 года Польша не спешила соглашаться с присоединением к Германии, поскольку это означало бы выступление против СССР, а Варшава хотела избежать этого любой ценой из‑за своего исторического опыта общения с двумя властными соседями. Гораздо предпочтительнее было оказаться под защитой западных держав. И после немецкого вторжения в Прагу Великобритания пообещала полякам такую защиту, гарантировав территориальную целостность страны. Это решило вопрос для Гитлера, и 1 сентября он приказал руководству вермахта начать подготовку к войне против Польши. Однако в Берлине не ожидали, что вторжение обойдется без сопротивления, как это было в Праге. «Без драки не обойтись», – объявил Гитлер, хотя и надеялся, что ему удастся нанести еще один изолированный удар без вмешательства западных держав, которые по итогам Мюнхена и Праги он считал нерешительными и беззубыми[122].

Война была неизбежна, это становилось очевидным. Но оставались еще варианты дипломатического урегулирования. Наиболее важные связаны с Советским Союзом. Хотя отношения между Великобританией и Советским Союзом были крайне плохими, в связи с германской угрозой западная дипломатия прилагала большие усилия, чтобы объединить усилия со Сталиным – ведь это, по их расчетам, могло испугать немцев и заставить их отказаться от масштабной войны. Между тем после мюнхенского опыта советская сторона была убеждена, что западные державы при благоприятном стечении обстоятельств предпримут военные действия против Советского Союза совместно с гитлеровской Германией. По этой причине Сталин также рассматривал вариант союза с немцами, для которых, в свою очередь, союз с Советским Союзом предотвратил бы опасность войны на два фронта. Таким образом, месяцы с марта по конец августа 1939 года были отмечены «соперничеством за Москву», которое Гитлер в итоге выиграл, потому что смог предложить советской стороне больше, чем западные державы. Если бы Сталин принял решение в пользу союза с Западом и против Германии, то право Красной армии пройти через Польшу было бы решающим фактором для нападения на Германский рейх. Польское правительство не было готово предоставить такие гарантии без оговорок, поскольку опасалось за дальнейшее существование своей страны. Немцы же предложили Сталину разделить территорию, лежащую в промежутке между двумя странами: западная часть отошла бы к рейху, восточная часть и страны Балтии – к Советскому Союзу. Пакт о ненападении скрепил союз между Сталиным и Гитлером, но территориальные последствия этого пакта были закреплены в секретном приложении к нему[123].