Несмотря на критику, правительство режима не было недовольно этой акцией. Ранее буксовавшая антиеврейская политика в последующие месяцы была расширена и усилена. В самый день погрома Гитлер приказал «проводить в жизнь и экономическое решение», и с этой целью Геринг созвал 12 ноября совещание, на котором присутствовали представители всех ведомств, органов власти и нацистских организаций, так или иначе связанных с политикой режима в отношении евреев, особенно в экономической сфере. В то время как Геринг сокрушался по поводу причиненного акциями многомиллионного ущерба и обсуждал вопросы экономической «деевреизации», Геббельс требовал превратить синагоги в «автостоянки» и запретить евреям посещать цирки, пользоваться спальными вагонами и пляжными купальнями, а также заходить в немецкий лес[110]
.Но время чисто символического преследования евреев явно прошло, и мелкопакостные предложения Геббельса встретили мало одобрения; в будущем следовало действовать более масштабно. Теперь евреи должны были быть полностью лишены прав – и в то же время вынуждены уехать. В тот же день Геринг объявил о введении «контрибуции»: евреи должны были выплатить один миллиард марок в качестве «штрафа», а также возместить ущерб, нанесенный их собственному имуществу. Нацистские лидеры не скрывали, насколько желанными были деньги евреев, учитывая крайне плачевное экономическое положение рейха. «Господа, финансы выглядят очень критично, – объяснял Геринг Совету обороны рейха. – Миллиард, который должны заплатить евреи, принес некоторое облегчение». Однако это не решило всех финансовых проблем[111]
.Политические последствия 9 ноября были далеко идущими. В международном сообществе погромы вызвали значительный переполох и устранили сомнения в жестоком характере нацистского режима даже у тех наблюдателей, что питали определенные симпатии к «новой Германии». Внутри страны также всем было продемонстрировано, чего следует ожидать от национал-социалистов: нападения, поджоги, грабежи, убийства происходили публично, и никто в стране отныне не мог утверждать, что не знал о преследовании евреев. Напротив, с тех пор требовалось особое усилие, чтобы не следить за судьбой евреев с тревожным вниманием.
После серьезной критики внутри страны антиеврейская политика режима теперь была отдана в ведение полиции безопасности и службы безопасности рейхсфюрера под руководством Гейдриха. Это создавало впечатление, что отныне репрессии против евреев осуществляются не пьяными ордами штурмовиков, а государственными властями, в форменной одежде, гладко и без привлечения внимания общественности. В то же время темпы ускорились, а радикальность подхода резко возросла.
В месяцы после 9 ноября 1938 года власти быстро приняли далеко идущие меры по «экономической ликвидации еврейства», такие как изъятие миллиарда рейхсмарок в качестве «контрибуции», «Постановление об исключении евреев из экономической жизни Германии», которое в течение короткого времени привело к «ариизации» даже крупных еврейских предприятий, и множество других отдельных мер, посредством которых немецкие евреи за несколько месяцев были полностью лишены средств к существованию[112]
. С появлением Имперского центра по еврейской эмиграции была организована принудительная высылка евреев; Закон о договорах аренды с евреями подготовил почву для сосредоточения еврейских семей в «еврейских домах», а с созданием Имперской ассоциации евреев Германии в качестве обязательной организации вся еврейская культурная деятельность была поставлена под контроль полиции безопасности. Чтобы повысить «готовность евреев к эмиграции», гестапо отправило почти 30 тысяч преимущественно состоятельных евреев мужского пола в концентрационные лагеря: 11 тысяч в Дахау, 9800 в Бухенвальд и от 6 до 10 тысяч в Заксенхаузен. Чтобы заставить их эмигрировать, с этими заключенными обращались с особой жестокостью: только в Дахау за несколько недель погибло 185 человек. «Не хотел бы я быть евреем в Германии», – цинично заметил Геринг 12 ноября[113].