История Германии в ХХ веке. Том I

Сразу после вторжения в Судетскую область Гитлер отдал приказы о следующей экспансии. Они затрагивали три региона: Мемельский край – небольшую полоску земли на границе с Литвой, до 1918 года принадлежавшую Восточной Пруссии, а с 1924 года автономную[117]; Данцига, который после Версальского договора находился под защитой Лиги Наций в качестве «вольного города»; и, что, безусловно, наиболее важно, Чехословакии, или того, что от нее осталось после Мюнхенской конференции. Однако Чехословакия была хорошо вооруженным, промышленно развитым государством, и в отличие от Австрии и Судетской области, Германия не могла рассчитывать на то, что большинство населения будет приветствовать ее как освободителя. Вторжение, вероятно, привело бы к кровопролитной войне с Чехословакией, в которую не исключено вмешательство западных держав.

Поэтому Гитлер использовал внутриполитические противоречия между чехами и словаками как рычаг для разделения страны. Германское правительство поддерживало сепаратистское движение в Словакии и призывало судетских немцев провозгласить независимость, что они в итоге и сделали в марте 1939 года. Когда чехословацкое правительство послало туда войска, возникла ситуация, к которой стремился Гитлер. Правительство рейха вызвало президента Гаху в Берлин и оказало на него такое сильное политическое и физическое давление, что он в конце концов подписал документ о подчинении, «с доверием» передав судьбу Чехии «в руки фюрера Германского рейха»: формально это была просьба о помощи. Утром следующего дня, 15 марта 1939 года, германский вермахт вошел в Прагу; 16 марта Гитлер провозгласил в Праге Протекторат Богемии и Моравии.

В то время как Судеты, как и Австрия, были аннексированы Германским рейхом, а Словакия стала отдельным, но зависимым от Германии государством, чешскую часть бывшей Чехословакии немецкое правительство объявило германским «протекторатом». Тот факт, что эта территория сохранила свою собственную администрацию, как и автономный статус Словакии, должен был дать понять внешнему миру, что народы, входящие в сферу власти Германии, сохраняют определенную степень автономии. С другой стороны, само понятие протектората отсылало к колониальным традициям, сравнимым с положением Алжира в сфере власти Франции.

Благодаря присоединению Чехии рейх значительно увеличил свой экономический и военный потенциал. Запасов чешской армии было достаточно для вооружения двадцати дивизий; стоимость одного только найденного военного оборудования составляла 77 миллионов рейхсмарок. Высокоразвитая оружейная промышленность страны, которая ранее входила в десятку важнейших промышленных государств мира, а также обширные золотовалютные резервы дали полностью перегретой германской военной экономике огромный толчок – и без единого выстрела.

Март 1939 года был не просто очередным этапом в экспансионистской политике Германии. До вторжения в Прагу немецкая ревизионная и экспансионистская политика еще противостояла жесткой критике за счет того, что Рейнская область, Саар, Австрия и Судетская область были территориями с преимущественно немецким населением. Однако у вторжения во Вторую республику Чехо-Словакию (которую по-немецки называли «остатком Чехии») такого оправдания не было. Все видели, что это был акт чистого насилия, продиктованного исключительно военными, великодержавными политическими и экономическими соображениями. С этого момента германская сторона больше не оправдывала свои экспансионистские амбиции «репатриацией» соотечественников, а обосновывала их правом великой державы действовать в сфере своего влияния по своему усмотрению – ровно так же, как это делали британцы в Индии, французы в Северной Африке и американцы в Центральной и Южной Америке. По мнению берлинского правоведа Карла Шмитта, высказанному в одной из широко известных лекций, «международного права» как универсалистского принципа порядка, не зависящего от фактического соотношения сил, не существует; это всего лишь инструмент для поддержания статус-кво, то есть в интересах западных демократических держав. Американская доктрина Монро 1823 года показала, что американцы руководствовались в своем «макропространстве» (Großraum) исключительно собственными интересами. Германия не требовала для себя ничего другого в отношении Центрально-Восточной Европы[118].