Даже сомневающимся среди немецких евреев власти дали понять, что под угрозой теперь не только их социальное положение, но и жизнь; и именно это вызвало резкий рост числа эмигрантов в последующие месяцы. Освобождение из лагерей было привязано к предъявлению документов об эмиграции и готовности «ариизировать» имущество. С декабря 1938 года до начала войны из Германии бежало около 80 тысяч евреев, большинство из которых были полностью лишены средств к существованию и находились в жалких условиях. Они пытались добраться до Палестины, Франции, Англии или Кубы, Нидерландов, Швейцарии или США и, наконец, даже до оккупированного японцами Шанхая. Однако многие не получали визы, не имели денег на выезд из страны или терпели неудачу из‑за бюрократических препон. Тем же, кто преодолел все препоны немецких и иностранных властей и добрался все же до места назначения, пришлось все бросить. Некоторые, как, например, беженцы с парохода «Сент-Луис», после нескольких недель путешествия туда и обратно между Кубой и Флоридой опять вернулись в Германию.
Доля молодых людей среди эмигрантов была выше среднего: в 1939 году 75 процентов оставшихся евреев были старше сорока лет. Большинство из них обнищали, были изгнаны со своих должностей, часто даже из своих домов, и размещены в «еврейских домах». Только 16 процентов из них были зарегистрированы как трудоустроенные. Обращение с этими все еще остававшимися в рейхе евреями теперь было в первую очередь проблемой полиции. Вскоре эти обнищавшие, изолированные, безработные люди действительно стали похожи на карикатурный образ антисемитской пропаганды – грязных, не желающих работать и преступных евреев, с которыми следовало поступать соответствующим образом. Изоляция и нищета, предсказывала газета СС «Дас шварце Кор» 24 ноября 1938 года, приведут евреев к жалкому существованию, в результате которого они «как один скатятся в криминал». «На этом этапе мы окажемся перед суровой необходимостью искоренить еврейский преступный мир тем же способом, каким мы в нашем правовом государстве искореняем преступников: огнем и мечом! Результатом будет фактический и окончательный конец еврейства в Германии, его полное уничтожение»[114]
.Такие угрозы, предсказания и пророчества о падении и уничтожении евреев часто звучали в течение этих недель. После ноябрьских погромов Геринг, например, заявил: «Если в обозримом будущем Германский рейх вступит во внешнеполитический конфликт, то разумеется, что мы в Германии в первую очередь подумаем о том, чтобы рассчитаться с евреями по полной»[115]
. Подобные высказывания означали переход красной линии: делая смысл высказывания одновременно очевидным для своего народа и двусмысленным для посторонних, они расширили пространство того, о чем вообще можно было думать и говорить. Более того, в свете таких перспектив возможные возражения против новой активизации антиеврейских действий, ранее считавшихся немыслимыми, теперь выглядели откровенно мелочными.Эти риторические экзерсисы достигли своего апогея 30 января 1939 года, когда Гитлер объяснил в рейхстаге основы и цели антиеврейской политики своего режима. Он начал с оправдания экспроприации собственности евреев в пользу арийцев: «То, чем этот народ владеет сегодня, он приобрел за счет не столь хитроумного немецкого народа путем самых злостных манипуляций. Сегодня мы лишь воздаем за то, что этот народ навлек на себя сам». Однако если западные державы не готовы принять евреев, то еврейская проблема в Европе не может быть решена, поскольку «Европа не успокоится, пока не будет решен еврейский вопрос. <…> В мире достаточно места для расселения». Но если евреев не выдворить и не поселить где-нибудь подальше, «рано или поздно это приведет к катастрофе невообразимых масштабов». Затем Гитлер прямым текстом объяснил, в чем именно заключается угроза: «Если денежному международному еврейству в Европе и за ее пределами удастся ввергнуть народы в новую мировую войну, то результатом будет не большевизация земли и тем самым победа еврейства, а уничтожение еврейской расы в Европе».
Гитлеровское «пророчество», на которое он неоднократно ссылался в последующие годы, содержало три ключевые идеи. Во-первых, Гитлер объяснял упадок Германии, а также кризисные последствия политического и культурного модерна деятельностью евреев. Во-вторых, он подчеркивал деятельность евреев как причину войны, к которой Германия готовилась уже много лет. И в-третьих, заявления Гитлера открыли перед сторонниками нацистского режима перспективы антиеврейской политики. Не то чтобы они уже знали, как действовать дальше. Скорее, концепция «искоренения еврейской расы в Европе», будучи публично озвученной, приобрела собственную динамику. С тех пор ни один нацистский функционер, говоря о евреях, не мог этого не упомянуть[116]
.КАНУН ВОЙНЫ