Однако возникающие здесь противоречия также были очевидны. С одной стороны, существовали планы радикальной модернизации сельского хозяйства Восточной Европы с большими площадями обрабатываемых земель, широкой механизацией и новыми поселениями для более чем трех миллионов германских и этнических германских семей мелких крестьян, которые должны были быть принудительно переселены в Восточную Европу из мест своего происхождения. С другой стороны, были широко распространены идеи восстановления традиционного, привязанного к земле германского крестьянства как кровного источника нации, что нашло отражение в законе о наследственных хозяйствах (Reichserbhofgesetz).
Однако детально разработанные учеными планы поселений, реабилитации, распределения земель зиждились на соблюдении одного тщательно обоснованного разработчиками условия, а именно наличия в Восточной Европе «безлюдных пространств». Однако это условие необходимо было сначала создать. Разработанные учеными с этой целью планы предусматривали масштабные переселения и изгнания коренного населения Восточной Европы. 80 процентов поляков, две трети украинцев, три четверти белорусов должны были покинуть свои родные места: это были мегаломанские идеи беспрецедентного перемещения населения. Но на фоне размаха и завораживающей силы этого проекта масштабной модернизации и этнической реорганизации всей Восточной Европы вплоть до Урала судьба коренного населения выглядела второстепенным и незначительным фактором.
Евреи, проживавшие в этих регионах, больше не фигурировали в этих планах. Напротив, ученые уже тогда исходили из того, что на начало реализации этой концепции евреев в этих регионах больше не будет[50]
.Основные направления планирования войны против Советского Союза были определены примерно к концу февраля 1941 года. 30 марта Гитлер проинформировал генералов вооруженных сил о характере и цели предстоящей войны: «Борьба двух мировоззрений друг против друга», – отметил начальник штаба генерал Гальдер во время двух с половиной часовой речи. «Смертный приговор большевизму, который приравнивается к антиобщественной преступности. Коммунизм представляет огромную опасность для будущего. Мы должны отказаться от концепции солдатского товарищества. Коммунист – не товарищ ни до, ни после. Это борьба на уничтожение <…>. Мы ведем войну не для того, чтобы сохранить врага. <…> Уничтожение большевистских комиссаров и коммунистической интеллигенции <…> Борьба должна вестись против яда разложения. Это не военный трибунал. Командиры войск должны знать, что поставлено на карту. Они должны вести борьбу. Войска должны защищаться теми средствами, которыми они атакованы. Комиссары и сотрудники ГПУ – преступники, и с ними надо обращаться соответственно. Эта война будет сильно отличаться от борьбы на западе. На востоке жесткость сейчас – это мягкость в будущем»[51]
. Даже по его собственным меркам речь Гитлера отличалась исключительной жестокостью: планировалась война на уничтожение, никто из его слушателей не мог в этом сомневаться. Но возражений, как это было до «французской кампании» или даже во время войны против Польши, не было. Генералы поддерживали такое направление войны.Еще в середине марта верховное командование вооруженных сил объявило, что Гиммлеру как рейхсфюреру СС будут даны «особые задания фюрера по подготовке политического управления», «которое возникнет в результате последней битвы между двумя противоборствующими политическими системами»[52]
. Таким образом, айнзацгруппы Главного управления имперской безопасности Германии были выведены из-под юрисдикции вермахта после того, как во время войны против Польши возникли значительные трения по этому вопросу. Однако сейчас таких проблем не возникло. Скорее, призывы и распоряжения отдельных военачальников превосходили по жесткости заявления самого Гитлера.Поэтому в последующие недели объявленная Гитлером процедура была последовательно, пункт за пунктом реализована в приказах и директивах для служб и подразделений; например, 13 мая в виде «Указа о военном судопроизводстве», который изымал коренное население на оккупированных территориях Советского Союза из ведения вооруженных сил. Подозрительных или просто неприятных людей не судили, а сразу же расстреливали солдаты. Коллективные расстрелы заложников были разрешены прямым текстом. Кроме того, – что придавало декрету характер неограниченного разрешения на убийство, – немецкие солдаты, действовавшие против гражданского населения, освобождались от уголовного преследования[53]
.