История Германии в ХХ веке. Том I

Однако по мере продвижения вермахта на восток, а затем на юго-восток, маршруты снабжения становились все длиннее и длиннее и встал вопрос о питании войск и местного населения. Для поддержания продовольственного снабжения Германской империи на необходимом высоком уровне и обеспечения поставок для армии был установлен «распорядок срочности поставок продовольствия на оккупированных восточных территориях»: продовольствие поставлялось «a) вермахту, б) на родину в Германию, в) гражданскому населению оккупированных восточных территорий, г) военнопленным». Однако «соответствующими запасами продовольствия должны снабжаться только те, кто работает на нас здесь, – распорядился Геринг еще в середине сентября. – Даже если бы мы и захотели накормить всех оставшихся жителей, мы не смогли бы сделать это на недавно захваченных восточных территориях». Тогда продовольственные пайки были установлены настолько низкими, что «неработающие люди», а также «дети и евреи» оказались за порогом голода – и даже эти пайки на практике часто не распределялись[69].

Следствием этих приказов, как и рассчитывали германские специалисты по экономическому планированию войны, стал катастрофический голод. В крупных городах на востоке Европы массовая гибель людей началась в октябре и продолжалась всю зиму, особенно в тех районах, которые были определены как «неплодородные» и полностью разграблены частями вермахта. Например, в Харькове, городе с более чем полумиллионным населением, запасы продовольствия были либо уже израсходованы, либо вывезены Красной армией. Вермахт обеспечивал провизией лишь небольшую часть жителей, но в то же время не давал людям возможности добывать еду в близлежащих деревнях. Голод начался уже через несколько дней после немецкой оккупации. К концу 1944 года в Харькове от голода умерло, вероятно, около 30 тысяч человек.

Общее число погибших от голода среди гражданского населения на оккупированной территории трудно определить точно; оценки варьируются от нескольких сотен тысяч до миллионов, особенно если учитывать косвенные последствия голода[70].

Политика голода, проводимая германским правительством, имела самые катастрофические последствия для советских военнопленных. Жизнь военнопленного мало что значила для обеих сторон в этой беспощадно-жестокой битве. Обе стороны часто просто расстреливали пленных после сражений; известия или слухи об этом только еще больше усиливали эту практику. С советской стороны, однако, насколько можно судить, за этим не стояло никакого умышленного зверства, а сказывалась главным образом нехватка продовольствия, поскольку их собственные люди также страдали от голода. Немецкая сторона, напротив, рассчитывала на гибель советских пленных, о чем свидетельствуют постоянные предупреждения специалистов по планированию военной экономики о том, что для огромных масс пленных не хватит продовольствия, поскольку приоритет имели потребности армии, немецкого населения и работающего на немцев гражданского населения. Более того, еще до начала войны Гитлер прямо запретил ввозить советских пленных в рейх в качестве подневольных рабочих и использовать их для работы там. Ввиду ожидаемого скорого окончания войны в этом не было необходимости; кроме того, присутствие пленных красноармейцев на территории рейха представляло собой как политическую, так и расовую угрозу. Соответственно, для сохранения сил военнопленных не существовало приоритетных экономических мотивов военного времени. «Неработающие военнопленные в лагерях для военнопленных должны голодать», – заявил 13 ноября генерал-квартирмейстер Вагнер. Но даже среди заключенных, направленных на работу, по данным Восточного экономического штаба, создавалось впечатление, «что многие эту зиму не переживут»[71].

Помимо голода, прежде всего условия транспортировки и проживания и отсутствие медицинской помощи привели к массовой смертности военнопленных с конца сентября и далее, которая превысила все доселе известные прецеденты и, наряду с убийством евреев, должна рассматриваться как самое большое и ужасное преступление, совершенное немцами во время Второй мировой войны. В Псковском лагере к весне 1942 года умерло более 50 тысяч заключенных, в Рославле – около 20 тысяч, столько же в Смоленске, в Вязьме и Бобруйске, в Гомеле, Могилеве, Орсе и Витебске; в Киеве, Кировограде, Житомире, Хороле, Харькове – и во многих других местах. В каждом из этих лагерей погибло примерно столько же людей, сколько в крупных концентрационных лагерях на территории рейха. В полевом письме товарищу в конце октября 1941 года немецкий ефрейтор описал свои ежедневные переживания: «Мы вывезли с фронта более 100 тысяч пленных. Каждый день у нас около тысячи погибших, а 18 и 19 октября – более 1700. Представляешь, каково это. Некоторых из них расстреливают, а остальные и так умирают»[72].