Постепенное расширение и усиление мер против евреев тем не менее основывалось на твердом убеждении большинства ответственных лиц, что евреи представляют собой противоположность национал-социалистической Германии как представители или агенты либерального, универсалистского Запада и большевистского, интернационалистского Востока и что необходимо найти способы вытеснить их из германской сферы влияния.
Уже с середины 1930‑х годов правительство Германии размышляло над тем, как избавиться от германских евреев. Стремление заставить их эмигрировать было одной целью, интерес к приобретению их активов – другой, и две эти цели в принципе противоречили друг другу. С началом войны активизировались поиски «решения еврейского вопроса», который вскоре затронул всех евреев в Европе, контролируемой Германией. И даже когда немецкие власти были вынуждены несколько раз создавать временные пункты краткосрочного размещения, все равно велись разговоры об «окончательном решении еврейского вопроса», которое вскоре сделает такое временное размещение ненужным. Эти поиски продолжались примерно до октября 1941 года и были противоречивыми и ни в коем случае не линейными. Мотивы и обоснования менялись, а на решения оказывали сильнейшее влияние события на фронтах. Убийство евреев не было чем-то обособленным от других военных, политических и экономических событий, а было напрямую связано с ними. Его нельзя свести только к идеологическим соображениям. Полезно понимать «идеологию» не как закрытую доктрину, прямо предполагающую определенные действия, а как мировоззрение, помогающее интерпретировать события и опыт и выстраивать приоритеты и цели.
Общий процесс «окончательного решения» проходил во время войны в несколько этапов и отдельных стадий, в виде эскалации действий и частичных отступлений и, кроме того, не во всех регионах оккупированной Германией Европы в одно и то же время и с одинаковыми последствиями. Тем не менее вырисовывается четкая картина отдельных шагов и кардинальных решений[13]
.В Польше антиеврейская политика немцев быстро усилилась и стала планомерной уже в первые месяцы оккупации: за жестоким обращением и дискриминацией евреев последовал их призыв на принудительные работы, массовая депортация и заключение в гетто. После побед на Западе преследование евреев началось и в странах Западной и Северной Европы, оккупированных вермахтом в начале лета 1940 года. За исключением Дании, оно следовало аналогичной схеме и повторяло развитие событий в Германии после 1933 года, но только в ускоренном темпе. За выявлением и регистрацией следовала череда действий по усилению дискриминации и преследования евреев с целью их изоляции. Особенно страдали от преследований иностранные евреи, в том числе многочисленные беженцы из Германии и Австрии, тем более что они не пользовались защитой местных властей или, по крайней мере, пользовались ею в меньшей степени, чем евреи, давно натурализованные. В то же время усилились экономические притеснения и, наконец, экспроприация еврейской собственности и имущества, пока евреи не оказались изолированы в определенных жилых районах и лагерях, в основном организованных путем принуждения заключенных к труду. Существовавшая в большинстве стран неприязнь к евреям в целом и к иностранным евреям в частности играла все большую роль.
Для евреев, все еще живших в Германском рейхе, среди которых было очень много стариков, эмиграция после начала войны стала еще более трудной. Только около двадцати тысяч из них смогли эмигрировать. К тем, кто остался, постоянно применялись все более строгие правила: многие были призваны на принудительные работы, будь то на оружейных заводах или в отрядах по уборке снега. Многие были вынуждены покинуть свои дома и были помещены в «еврейские дома». В Вене около ста тысяч проживавших там евреев были сосредоточены в определенных районах.
Между тем германскому правительству было неясно, что дальше должно происходить с евреями в рейхе, в Западной Европе и в Польше. Общая проблема наличия «примерно 3¼ миллиона евреев в германских владениях», писал глава полиции безопасности и СД Гейдрих министру иностранных дел фон Риббентропу уже через два дня после победы над Францией, теперь «больше не может быть решена путем эмиграции». Скорее, теперь нужно искать «территориальное окончательное решение»[14]
.