Офицеры в штабах военной администрации явно были готовы вступить в конфликт с руководством режима, включая лично Гитлера, когда приказы из Берлина касались вещей, ущемлявших их самооценку и солдатскую честь, и в то же время противоречили их политическим представлениям, например о правильной форме оккупационного управления Парижем. В отличие от этого, немецкие военные не возражали против соответствующего подхода в странах Восточной и Юго-Восточной Европы. Очевидно, здесь решающую роль сыграло культурное почитание Франции и французов, а также связанная с этим установка на иное, более цивилизованное поведение по отношению к народам, считавшимся ровней немцам в культурном и гражданском отношении, в отличие от народов или групп, воспринимавшихся как неполноценные. Таким образом, между берлинским руководством и парижской военной администрацией не было принципиальных расхождений по поводу действий против евреев или мер, принимаемых против коммунистов. Здесь военные даже заняли особенно активную позицию. Коммунисты считались врагами Германии и агентами Советского Союза и как таковые подлежали преследованию. Обращение с французскими евреями было в глазах военных скорее второстепенным вопросом: раз уж необходимо было продемонстрировать «суровость», то желательно по отношению к группе, которую все равно недолюбливали, которую не причисляли к французам, которая уже подвергалась массовой дискриминации и не имела защитников и в которой подозревали организаторов терактов, если не ядро антигерманской оппозиции в целом. Последний фактор был, очевидно, решающим; он вывел инициативу по депортации евреев из чисто идеологического контекста и придал ей якобы объективное и целенаправленное обоснование.
В Советском Союзе, с другой стороны, не было таких культурно мотивированных соображений или запретов. До взятия столицы Украины Киева германской 6‑й армией в середине сентября 1941 года Красная армия во время отступления заминировала значительные части города или оснастила их бомбами замедленного действия. 24 сентября 1941 года произошли сильные взрывы, за которыми в последующие дни последовали новые. В результате большая часть города загорелась и множество, возможно, сотни, германских солдат были убиты. В связи с этим офицеры 6‑й армии автоматически начали принимать ответные меры. Но здесь применялись иные стандарты, чем во Франции. 6‑я армия уже предпринимала подобные действия во время своего продвижения в предыдущие недели. В ходе этого процесса со временем сложилось разделение труда между частями 6‑й армии и сопровождающей их зондеркомандой 4а, состоявшей из примерно шестидесяти полицейских и эсэсовцев. Отдельных диверсантов или саботажников расстреливали сами подразделения вермахта. В случае коллективных мер подразделения вермахта передавали подлежащих казни зондеркомандам. Во время таких убийств подразделения вермахта выполняли в основном охранные задачи. Добровольное участие солдат вооруженных сил Германии в казнях зондеркоманд, как это часто бывало, было запрещено во избежание «одичания войск».
Уже с июля и августа 1941 года евреев расстреливали в первую очередь в рамках таких коллективных мер, причем не позднее августа зондеркоманда начала истреблять не только мужчин, но и все еврейское население целых поселений. Командование 6‑й армии указало солдатам, что это были «необходимые казни преступных, большевистских, в основном еврейских элементов»[9]
. Тем не менее на эти действия по-прежнему распространялась легитимизирующая оговорка о недопустимости участия в них солдат вермахта, даже если эта рационализирующая конструкция уже давно уступила место реальности.После разрушительных взрывов в Киеве коллаборационистские слои украинского населения, как обычно, возложили вину за теракты на евреев. В результате некоторые командиры 6‑й армии договорились о широкомасштабном «возмездии» киевскому еврейству. Пропагандистская рота 6‑й армии напечатала две тысячи настенных плакатов с призывом ко всем евреям города собраться на одной из площадей города утром 29 сентября[10]
.