История Германии в ХХ веке. Том I

Из более чем 700 тысяч узников концлагерей, зарегистрированных в январе 1945 года, до конца войны умерло около 300 тысяч. Многих еще убивали немецкие охранники концлагерей, когда освободители были уже в нескольких километрах от ворот лагеря. Только с приходом союзных войск выжившие узники концлагерей оказались в безопасности. Перед американскими, русскими или британскими солдатами предстала ужасная картина: горы трупов, истощенные и больные узники. Эти кадры вскоре обошли весь мир и дали представление о реальности национал-социалистического правления. Однако многим заключенным требовалось время, чтобы привыкнуть к жизни на свободе после освобождения. Примо Леви, бывший узником Аушвица, писал так: «Свобода. Брешь в колючей проволоке дала нам конкретное представление о том, что это такое. Это означало, что больше никаких немцев, никакой селекции, никакой работы, никаких побоев, никаких перекличек, а позже, возможно, и возвращение домой. Но чтобы убедить себя в этом, требовались усилия, и ни у кого не было времени, чтобы насладиться этим. Вокруг были лишь разрушение и смерть»[45].

ПОСЛЕ ТРЕТЬЕГО РЕЙХА

Третий рейх поставил перед собой цель реализовать радикальную альтернативу буржуазно-либеральному обществу, которое после мировой войны и мирового экономического кризиса почти во всей Европе считалось несостоятельным. В Германии больше, чем в других странах, с одной стороны, потому что здесь внедрение современного индустриального общества происходило особенно быстро и решительно, а с другой стороны, потому что национальные и социальные противоречия чрезвычайно обострились в результате проигранной Первой мировой войны.

При этом национал-социализм пришел к власти не в результате выборов, а на поздней стадии Веймарской республики благодаря концентрированным усилиям части традиционной элиты, которая, пытаясь сохранить свою власть и сферы влияния в борьбе с демократической республикой и государством всеобщего благосостояния, вступила в союз с радикально-националистическим, воинственным сплоченным движением правых. Этот союз позволил им сохранить власть ценой собственной интеграции в нацистскую систему власти. В результате, однако, не нацистский режим стал зависеть от элит, а элиты от нацистского режима. В этом контексте террор первых лет был функциональным, поскольку он уничтожил силовые базы политических противников, ликвидировал политические структуры республики и запугал потенциальных инакомыслящих.

В новом государстве желаемое единство воли должно было быть установлено через «государство фюрера» (Führerstaat), социальное единство – через фольксгемайншафт, национальное величие – через перевооружение и военный реванш. В этом процессе государство фюрера заменило разделение властей, баланс интересов и компромисс единой волей, направляемой сверху вниз. Против гражданского принципа плюрализма и баланса интересов стоял военный принцип командования и послушания, который казался более подходящим для вызовов современного индустриального общества, чем сложное уравновешивание интересов и взвешивание возможностей в либеральной демократии.

Концепция фольксгемайншафт, уже широко распространенная в политических лагерях с начала века, включала в себя неприятие современного общества с его социальными и конфессиональными контрастами, критику партийного государства и современной культуры, а также видение гармоничного национального сообщества. Это не было германской особенностью; можно говорить о гегемонии идеи национального сообщества в 1930‑х годах: политико-идеологическое противодействие росту идеи классовой борьбы в годы до и после Первой мировой войны почти во всей Европе. Национал-социалисты взяли эту идею на вооружение, выдвинув постулаты равенства и всеобщего благосостояния, обеспеченного государственными льготами, но равенство это должно было основываться на расовой сегрегации и преследовании политических инакомыслящих. Вследствие иерархизации общества не по социальным, а по этническим или расовым критериям, большой круг привилегированных фольксгеноссен противопоставлялся небольшой части тех, кто подлежал исключению, на кого возлагалась ответственность за проблемы современной эпохи: «асоциальных личностей», инвалидов и, прежде всего, евреев.