В соответствии с идеей «народной войны» в сентябре 1944 года в Германии были спешно сформированы – партией, не вермахтом – состоявшие из молодых и пожилых мужчин отряды фольксштурма (народного ополчения), которые были брошены против войск союзников. Отряды фольксштурма были плохо вооружены, едва обучены и в большинстве своем не имели униформы. В то время как на Западном фронте такие подразделения часто разбегались после первого же контакта с противником, на востоке такие подразделения, к которым в некоторых случаях присоединялись отряды гитлерюгенда, вели ожесточенную борьбу с Красной армией – с соответствующим высоким числом потерь. Из 3,2 миллиона немецких солдат, погибших во время войны, более половины погибло в ее последний год: только c января по май 1945 года более 800 тысяч человек[38]
.Распад государства фюрера сопровождался распадом бюрократических иерархий и военно-командных структур. Связанная с этим децентрализация полномочий по принятию решений привела к еще большему росту произвола. Любой, кто пытался уклониться от участия в боевых действиях в качестве солдата вермахта или фольксштурма, подвергался жестокому наказанию. В последние месяцы и недели войны повсеместно создавались военно-полевые суды, по приговору которых без особых доказательств публично вешали солдат, заподозренных в дезертирстве[39]
. Насилие стало повсеместным и, главное, практически непредсказуемым для человека. Это касалось как солдат, так и гражданских лиц и уже не ограничивалось кругом «асоциальных элементов» или политических оппонентов, как это было несколько месяцев назад; равно как и резко возросло число тех, кто чувствовал себя вправе осуществлять тотальный террор.В начале апреля 1945 года Гиммлер, теперь уже командующий Армией резерва, отдал приказ расстреливать всех мужчин в домах, где появлялся белый флаг, а это означало, что и военнослужащие вермахта теперь имели право убивать мирных жителей Германии без согласования с начальством. В качестве обвинителей или исполнителей выступали партийные функционеры, руководители органов власти и, наконец, даже ответственные за противовоздушную оборону – эдакая смесь из «погашения неоплаченных счетов, жажды власти и крайней агрессии», – так описал их мотивы историк Клаус-Дитмар Хенке. Гражданских лиц, требовавших сдачи города при приближении войск противника, например, или просто выражавших сомнения в окончательной победе, казнили – с картонной табличкой на шее: «Приговорен к смертной казни за трусость»[40]
.Однако власть национал-социалистов уже не была безграничной. Например, в районе Харбург на окраине Гамбурга после очередного массированного воздушного налета один человек публично раскритиковал партийного функционера в форме: «Вы, коричневые партийные псы, вы все сжираете сами, у вас есть свои безопасные бункеры, где с вами ничего не может случиться». Человека предупредили, но больше с ним ничего не сделали. Авторитет властей здесь был исчерпан, а ожесточение людей было настолько глубоким, что они больше не опасались последствий за свои высказывания[41]
.В Регенсбурге, напротив, после акции протеста против запланированной на 23 апреля эвакуации города крайсляйтер распорядился арестовать многих протестующих. Троих из них расстреляли, включая соборного проповедника. Здесь у представителей партии и вермахта еще оставалось пространство для маневра, и они пользовались своей неограниченной властью буквально до последней секунды. Затем они переоделись в гражданскую одежду и скрылись. Через четыре дня американцы заняли город[42]
.Иностранные рабочие особенно пострадали от этого террора в последние недели войны. Если миллионы рабочих-иностранцев с самого начала войны рассматривались властями как угроза безопасности Германии, то на заключительном этапе войны страх перед ними превратился в настоящий психоз. Условия жизни иностранцев становились все хуже и хуже, особенно в промышленно развитых городах, подвергавшихся воздушным налетам. От бомбардировок страдали и лагеря иностранцев, расположенные в основном рядом с заводами; власти старались обеспечить всем необходимым пострадавшее немецкое население, но, как правило, не иностранцев. В результате резко возросло число иностранных рабочих, скитавшихся по городам без еды и крова и пытавшихся найти способ добраться до менее опасных сельских районов. В крупных городах гестапо уже не могло контролировать ситуацию с воровством продовольствия и нелегальными образованиями. В начале ноября 1944 года РСХА разрешило подчиненным управлениям без согласования приводить в исполнение смертные приговоры в отношении иностранцев, что привело к быстрому ужесточению мер преследования, в которых участвовали не только полицейские, но и солдаты, партийные функционеры и простые фольксгеноссен. В течение нескольких недель, начиная примерно с февраля 1945 года, это превратилось в настоящую войну гестапо против «банд иностранцев» в некоторых городах, например в Кёльне или в Рурской области, где десятки тысяч иностранцев пытались бежать на восток.