Однако нельзя упускать из виду, что тенденция к массовой организации справа была прежде всего ответом на вызов слева: успех социал-демократии и профсоюзов, которые к 1913 году насчитывали более трех миллионов членов, сделал неоспоримым значение хорошо организованных массовых движений для политического действия. Стало очевидно, что партии, состоящие сплошь из «уважаемых граждан», и ассоциации, состоящие из одних функционеров, не могли более оказывать влияния на политику. Нужны были организации нового типа, способные мобилизовать тысячи и десятки тысяч сторонников; к тому же они с большей вероятностью могли противостоять рабочему движению, рост которого казался неостановимым. Самое позднее с начала ХX века нарастающие успехи СДПГ на выборах в рейхстаг (с 10 процентов в 1887 году до 31 процента в 1903 году) стали центральной проблемой германской внутренней политики, на решение которой были направлены почти все политические усилия как буржуазного, так и консервативного лагерей. Если бы эта тенденция продолжилась – а в текущей ситуации этого следовало ожидать, – то как можно было бы добиться парламентского большинства без рабочей партии, которая по-прежнему была на положении изгоя?
Ответ гласил: «Собираться!» За этим лозунгом, придуманным прусским министром финансов фон Микелем, стояло убеждение, что только благодаря тесному сотрудничеству между консерваторами и либералами можно остановить дальнейшее наступление социалистов. Однако этот «Картель сохраняющих государство и производительных сословий» должен был уравновесить резкие контрасты между сельским хозяйством и промышленностью, между сторонниками свободной торговли и протекционистами, чтобы добиться более тесного и политически эффективного сотрудничества между буржуазией и аграриями. Основная проблема здесь была такой же, как и двадцать пять лет назад: огромное конкурентное давление импорта дешевого зерна из‑за рубежа жестко поставило сельское хозяйство перед необходимостью рационализации.
Для того чтобы повысить производительность сельскохозяйственных предприятий до конкурентоспособного уровня, необходимо было внести далеко идущие изменения в методы ведения хозяйства и управления им. Однако это также могло пошатнуть традиционные социальные структуры на селе и власть заэльбских юнкеров. Сельские хозяева, возглавляемые землевладельцами и представленные консервативными партиями и ассоциациями, выступили против этого. И в самом деле, им удалось, по крайней мере, замедлить эту рационализацию за счет удорожания импорта. Это, в свою очередь, вызвало протест со стороны либералов и крупных промышленных кругов, экспортные возможности которых в результате снизились.
Возникшие глубокие разногласия временно разрешились в 1902 году очередным компромиссом, достигнутым новым рейхсканцлером Бюловом: возобновленное, хотя и умеренное, повышение таможенных тарифов сочеталось с улучшениями в социальной политике, а также с расширением торговых соглашений с европейскими державами, которых настоятельно требовала промышленность, но критиковали аграрии. Это соответствовало политике балансирования интересов сельского хозяйства и промышленности за счет потребителей, которая была распространена со времен Бисмарка. Однако этого было недостаточно в качестве стабильной основы для желаемого сотрудничества «сил, сохраняющих государство» против растущей мощи социал-демократии.
Здесь нужны были более крупные измерения, и они были найдены во внешнеполитическом проекте, который, казалось, открывал такие смелые и глобальные перспективы, что вызванный им энтузиазм облегчил бы объединение при расхождениях в экономической политике: решение о строительстве модерного военно-морского флота.
Это начинание тоже не было чем-то специфически германским. Соперничество европейских держав за экспансию и влияние во всем мире значительно повысило военно-политическое значение военно-морских сил в предшествующие годы. Это показал исход китайско-японской морской войны (которую японцы выиграли в основном благодаря своим модерным крейсерам), но особенно это выразилось в глобальном доминировании Великобритании, чья военная мощь и мировое присутствие основывались в первую очередь на ее флоте. Соответственно, американцы и японцы, как и русские, стремились подкрепить свои притязания на мировое влияние созданием модерных флотов и прежде всего строительством больших броненосцев[20]
. Учитывая экономический бум Германии, следовало ожидать, что и она последует этой тенденции. Но если другие великие державы довольствовались единичными новыми кораблями и несколькими эскадрами (хотя бы по финансовым причинам, поскольку строительство линейных флотов было чрезвычайно дорого), то у Германии были амбиции и, прежде всего, средства для крупномасштабных проектов. Это было связано с различными мотивами и целями.