Первый гнев Людендорфа был направлен на канцлера после того, как тот не смог предотвратить принятие резолюции и усиление власти рейхстага. Неоднозначный курс Бетмана-Гольвега в вопросе о целях войны уже давно вызывал резкую критику со стороны военного командования и правых. Но пока канцлер был нужен для того, чтобы держать в узде партии и рейхстаг, военные его терпели. Теперь же Людендорф добивался от императора отставки Бетмана и замены его на фигуру, устраивающую Генштаб. Такая фигура вскоре была найдена в лице малозаметного Георга Михаэлиса, прусского статс-комиссара по продовольствию, который, однако, всего через несколько месяцев был заменен баварским центристом графом Гертлингом. Стало очевидно, что основная власть находится не в руках рейхсканцлера и тем более не у кайзера, который в значительной степени находился под кураторством военных, а в руках армейского командования в лице Гинденбурга и Людендорфа, с одной стороны, и у партий парламентского большинства – с другой.
Правые отреагировали на усиление рейхстага и июльскую мирную резолюцию созданием новой политической структуры: они собрали силы, которые до того были раздроблены на многочисленные мелкие и крупные организации, в Германскую отечественную партию, впервые создав националистическую массовую партию, насчитывающую почти две тысячи местных ячеек и около миллиона членов. Борьба за власть и влияние отныне должна была вестись не в элитарных клубах и традиционалистских кружках, а на политическом рынке. Конечно, тут же были сделаны заверения, что название «партия» – временное, уже хотя бы потому, что эта партия борется с самим партийно-парламентским принципом «ведения дел»; она позиционировалась как антипартия с единственной целью: победоносный мир, основанный на обширных аннексиях. Как только эта цель будет достигнута и война окончится, ГОП будет распущена, заявляли ее создатели.
Фактически в программе этой организации радикальный, экспансивный воинствующий национализм сочетался со стремлением к сохранению существующих структур власти и собственности, неприятием республики и культуры эпохи модерна. В то же время ГОП отныне выполняла роль политического рычага Генштаба, который использовал эту массовую организацию как инструмент пропаганды и мобилизации как внутри страны, так и в войсках[44]
. При этом вновь приобретал все большее значение антисемитизм. После начала мировой войны он, казалось, почти исчез, тем более что многие германские евреи никому не уступали в патриотизме. Тот факт, что два еврейских предпринимателя, Вальтер Ратенау и Альберт Баллин, заняли ведущие позиции в организованном государством военном капитализме, часто рассматривался как отражение успешной интеграции германского еврейства. Однако среди антисемитских групп это усилило антиеврейский ажиотаж, а после военных неудач антиеврейская кампания вновь стала приобретать все большее значение. Отправной точкой послужил быстро распространившийся слух о том, что евреи якобы уклонялись от службы на фронте. Он произвел такой эффект, что в октябре 1916 года правительство распорядилось провести так называемую «еврейскую перепись», чтобы проверить, соответствуют ли эти сообщения действительности. Результат «еврейской переписи», однако, не соответствовал интересам ее антисемитски настроенных инициаторов, а, наоборот, показал, что среди евреев доля призванных на военную службу была даже выше, чем в среднем по населению. Более того, из солдат-евреев больше сражалось на фронте, больше погибло и больше было награждено, чем среди военнослужащих в целом. Поэтому результаты «еврейской переписи» не стали публиковать. Тем не менее – или именно благодаря этому – сам указ о ее проведении послужил основой для усиления антисемитской агитации, и случаи притеснений и оскорблений солдат и офицеров-евреев в армии участились. Сами же евреи восприняли эту перепись как акт дискриминации и унижения, как попытку обратить вспять процесс их уравнения в правах с остальным населением и интеграции. Вообще эту перепись следует признать переломным моментом истории германского еврейства в ХX веке[45]. Дальнейшее усиление антисемитской кампании было вызвано иммиграцией так называемых «восточных евреев». Еще до войны, из‑за участившихся погромов и гонений в России, несколько тысяч российских евреев приехали в Германию; большинство из них были прочно укоренены в культуре ортодоксального иудаизма. Германские инстанции, ведавшие военной экономикой, сами позаботились о значительном увеличении их числа, начав уже в 1915 году в оккупированной российской части Польши вербовку рабочих, включая иудеев явно «ортодоксальной направленности», для работы на оружейных заводах в Германии, а с начала 1916 года этот набор велся в основном принудительным путем.