Но германское продвижение на восток не остановилось; с территории Украины 30 дивизий продвинулись на юг России до Донецкого бассейна и Крыма и далее в Закавказье. В августе 1918 года, за три месяца до окончания войны, российское правительство было вынуждено в дополнительном договоре сделать дальнейшие уступки: отказ от притязаний на Прибалтику, выход Грузии из состава Российской Федерации, передача Германии всех золотых запасов, пять миллиардов марок репараций и право на разработку угольных месторождений в Донецком бассейне[49]
. Восточная граница территории, захваченной германской армией в ходе наступления летом 1918 года, примерно соответствовала границе осенью 1942 года. На этих территориях почти год господствовали только германские военные. Диктаторское правление на «территории, находящейся в подчинении Верховного командования всеми германскими вооруженными силами на востоке», сокращенно «Обер Ост», было направлено не только на стабилизацию власти и экономическую эксплуатацию территорий. Разрабатывались разнообразные планы долгосрочной германизации этих регионов, а также рассматривалась возможность дальнейшей экспансии на восток и сокрушения большевистской России. Таким образом, господство на востоке открывало еще и перспективу возможной победы Германии во всей Европе. В памяти германских стратегов и солдат сохранилось впечатление, что Восток легко завоевать: вооруженного сопротивления там ожидать не приходится, государственно-политическую реорганизацию территорий, оказавшихся под суверенитетом Германии осуществить явно несложно; огромные регионы между восточной границей Германии и «московитскими» территориями буквально сами просятся стать основой для новой германской колониальной империи, только на этот раз не за морями, а на континенте. Этот опыт имел длительный эффект[50].Как и предвидел Людендорф, партии в рейхстаге не смогли не влиться в общий хор ликования по поводу неожиданной победы на востоке: только НСДПГ проголосовала против Брестского договора; СДПГ воздержалась, все остальные партии проголосовали за. Возродившиеся надежды на, возможно, скорую победу заставили отойти на второй план темы реформ избирательного законодательства и налоговой системы. Мирный договор с Россией стал триумфом для сторонников аннексии, превзойдя даже их самые смелые мечты. А вот о достижении мира с остальными державами Антанты путем переговоров отныне не могло быть и речи: кто бы теперь поверил в волю немцев к миру после их действий на востоке?
В то же время переговоры с российской делегацией в начале января оказали влияние и на внутригерманские политические конфликты. В течение 1917 года уже прошло множество забастовок, большинство из которых имели несколько причин и поводов: нехватка продовольствия, отсутствие внутренних политических реформ и усиливающаяся агитация Отечественной партии за аннексии и победоносный мир. Наконец, в январе 1918 года быстро распространился страх, что мирное соглашение с Россией может провалиться из‑за все более далеко идущих аннексионистских требований германских военных. Это уже привело к беспорядкам и массовым забастовкам в Вене, а 28 января стачка рабочих крупных военных заводов началась сначала в Берлине, а вскоре распространилась на множество других городов, так что в общей сложности в ней приняли участие около полумиллиона рабочих. Но они были организованы НСДПГ или небольшими левыми ячейками, такими как «Революционные старосты» в Берлине, а для руководства Свободных профсоюзов и СДПГ они стали полной неожиданностью. Здесь уже проявились пример Октябрьской революции и вызванная ею возросшая уверенность радикальных левых в своих силах и праве на самостоятельное действие. В Берлине был избран Совет рабочих депутатов, в который представители СДПГ и профсоюзов в итоге вошли скорее вынужденно – чтобы не потерять влияние на движение. А требования забастовщиков были однозначно политическими: мир без аннексий, участие представителей рабочих в будущих мирных переговорах, снятие осадного положения, улучшение снабжения продовольствием, реформа избирательного законодательства. Это была крупнейшая массовая политическая стачка из всех, которые до сих пор видела Германия, – явный предупреждающий сигнал как для партий парламентского большинства, так и для правительства, и для военного командования.