История Германии в ХХ веке. Том I

Между тем среди солдат, а также среди большинства населения крупных городов уже мало кто питал иллюзии о победоносном мире. Военная усталость, истощение, снижение дисциплины, разочарование, апатия и готовность к протестам характеризовали настроение как на фронте, так и в тылу. «Тут три четверти личного состава хотят, чтобы все закончилось. Как – им все равно», – так описывал настроения своих боевых товарищей один солдат в письме, написанном в начале августа 1918 года. «Настроение населения, – писал в это же время агент прусского военного министерства, – достигло такого низкого уровня, какого не видели за всю войну. Здесь еще раз стало особенно очевидно, как опасно возбуждать среди населения преувеличенные надежды на победу и мир, которые впоследствии не оправдываются». А Курт Рицлер отметил в своем дневнике о настроении в Берлине в конце августа 1918 года: «Почти все изменилось. Огромное воздействие имел разворот на фронте. Кто до сих пор больше всех кричал – дрожат сильнее всех. Двойной страх буржуазии перед революцией и поражением. О первой все говорят, за исключением социал-демократов, но никто не осмеливается говорить о втором – и даже самые трезвые не знают, что это значит. Все ужасно печально»[54]. В течение нескольких недель между началом сентября и началом ноября 1918 года политические события стали более концентрированными, чем когда-либо прежде. Главных акторов этих событий было четыре. Во-первых, конституционалистское движение, то есть левые либералы, социал-демократы и центр: их главной целью было скорейшее окончание войны в соответствии с мирной резолюцией 1917 года. Одновременно должна была начаться быстрая парламентаризация империи и разработка соответствующей конституции. Вторым актором, носителем власти, был Генеральный штаб в союзе с правыми, объединившимися вокруг Отечественной партии, а также кайзер, который действовал неопределенно и политическое влияние которого постепенно уменьшалось. Целью военного командования было, прежде всего, сохранение армии, способной вести боевые действия как внутри страны, так и за ее пределами, чтобы можно было ее использовать для восстановления стабильности существующего общественно-политического строя и власти в нем.

Все большее значение приобретал третий актор, который был непредсказуем, облик которого был еще нечеток и даже название которого было неясно: общественность? Рабочий класс? Население? После январских забастовок (если не раньше) стало очевидно, что настроение в Германии, как бы его ни воспринимать и ни измерять, все больше влияет на действия политиков и даже направляет их. Это настроение характеризовалось прежде всего однозначным стремлением к немедленному заключению мира, а «Четырнадцать пунктов» американского президента Вильсона становились все более популярной формулой этого мира. Было ясно, что, если военное командование вновь не воспользуется возможностью быстрого заключения мира и активизирует боевые действия, как это было после Бреста, это, несомненно, приведет к взрывоопасной ситуации внутри страны. Именно поэтому буржуазные партии теперь призывали руководство СДПГ войти в состав формируемого нового правительства. Только так они надеялись успокоить волнения среди рабочего класса и добиться упорядоченного перехода к послевоенному парламентскому строю. В левой части спектра влияние НСДПГ росло по мере того, как откладывалось долгожданное окончание войны.

Четвертым и, возможно, самым важным актором в эти недели между военным поражением и революцией оказался американский президент Вильсон, который своими ответами на германскую просьбу о перемирии определял внутреннюю политическую динамику в Германии, поскольку в этих своих нотах он сочетал готовность предоставить немцам приемлемые условия перемирия с требованием полного изменения баланса сил в Германии, в частности отстранения военного командования от власти и всесторонней демократизации.