История Германии в ХХ веке. Том I

В споре о будущем Германии на стороне Антанты были две позиции. Франция, которая за несколько десятилетий вела уже вторую войну с Германией, причем в основном на своей территории, требовала не только экономической компенсации за нанесенный ущерб, но и всеобъемлющих гарантий безопасности: Германия должна была отдать Франции большие территории на западе до границы с Рейном, радикально сократить свою военную мощь и выплатить экономическую компенсацию за нанесенный ущерб. При этом французские политики испытывали давление со стороны яростно националистически настроенной общественности, которая реагировала на каждую уступку немцам бурей негодования. Великобритания, с другой стороны, была заинтересована в значительных репарациях от Германии, и здесь также играли свою роль националистические настроения, но в то же время британские политики были озабочены тем, чтобы не зайти слишком далеко в удовлетворении французских мечтаний о великой державе, чтобы не поставить снова под угрозу баланс сил на континенте. После нескольких месяцев переговоров наконец был достигнут компромисс. Он предусматривал возвращение Эльзас-Лотарингии и Эйпен-Мальмеди – но не германских территорий на левом берегу Рейна. Аналогичным образом, на Востоке Европы от Германии должны были быть отторгнуты регионы с преимущественно польским населением – но, в отличие от первоначальных проектов, в районах со смешанным населением должно было проводиться голосование. Кроме того, Германия должна была быть радикально демилитаризована: военно-воздушные силы, подводные лодки, флот открытого моря должны были быть сданы. Германская армия должна была состоять максимум из ста тысяч человек. Германия потеряла свои колонии и должна была нести бремя репараций в значительных масштабах и на десятилетия вперед. Чтобы придать легитимность этим требованиям, в специальной статье (ст. 231) говорилось, что в развязывании войны виновата только Германия. С другой стороны, Германия не была расчленена, как это предусматривали французские планы, а ее экономическая мощь не была разрушена. Таким образом, можно было предвидеть, что Германия, на тот момент самая густонаселенная и экономически сильная страна Европы, вскоре сможет вернуть себе позиции великой державы[16]. Однако эти соображения не сыграли никакой роли в восприятии германской общественностью условий мира, представленных 7 мая 1919 года. Возмущение и недоумение характеризовали настроения в Германии после того, как стало известно о версальских положениях, и все политические лагеря были охвачены ими. Тон задало само правительство: «Условия мира, – говорилось в первом пресс-релизе правительства империи от 8 мая 1919 года, – означают не что иное, как полное экономическое уничтожение Германии». Либеральная пресса также отметила: «В этом документе безумие победившего материализма достигает своей высшей точки. Если этот или подобный ему проект будет осуществлен, то настанет время отчаяться в человечестве», – писала 9 мая 1919 года газета «Франкфуртер цайтунг»[17]. Предпринимательские и профсоюзные объединения совместно заявили, что договор – это не что иное, как «смертный приговор для экономической и национальной жизни Германии»; на памяти всего мира не было совершено такого преступления против такой великой, такой трудолюбивой и благовоспитанной нации, какое планировалось сейчас против Германии[18]. Германские ученые не отличались от них. «Наше несчастье не имеет границ, его не избыть за время нашей жизни, – писал национал-либеральный историк Герман Онкен. – В истории со времен Карла Великого не найдешь примера такого порабощения побежденного народа»[19]. Самоуничтожение германского флота, интернированного на британской базе Скапа-Флоу 21 июня, и акция берлинских студентов и членов фрайкора, которые ворвались в берлинский Арсенал и сожгли французские флаги, захваченные в войне 1870–1871 годов, могут рассматриваться как свидетельство той смеси разочарования, бессильной ярости и отказа смотреть в лицо реальности, созданной поражением, которая характеризовала настроение в начале лета 1919 года.