История Германии в ХХ веке. Том II

Брак и семья с детьми начали терять свое значение как самоочевидные эталоны биографии. Многие функции, которые раньше выполняла семья, теперь взяло на себя государство: например, уход за пожилыми людьми, а в семьях с работающими матерями – и воспитание детей. Либерализованный закон о разводах расширил возможности принятия индивидуальных решений в течение жизни; количество разводов выросло с 1970 по 1985 год на 60 процентов и составило более 120 тысяч. В то же время количество бездетных, не состоящих в браке сожительствующих пар стало значительно увеличиваться. Кроме того, методы контрацепции, утвердившиеся с 1960‑х годов, разделили сексуальность и репродукцию, и количество легальных абортов значительно возросло (с 13 044 в 1976 году до более чем 91 064 в 1982 году).

Классическая мужская биография также оказалась под давлением преобразований. Участившиеся периоды безработицы, повышение требований к квалификации, более частая смена профессии, рост занятости женщин и, наконец, не в последнюю очередь, рост конкуренции со стороны женщин с высшим образованием – все эти факторы начали расшатывать роль единственного кормильца и связанных с ней социальных ролевых установок. В целом складывается картина очень быстрого, примерно за два десятилетия, изменения образа жизни и «стандартных» биографий, прочно главенствовавших в течение почти ста лет. В центре этих изменений была замена конформистского и стандартизированного образа жизни на индивидуальный выбор, который к тому же мог меняться несколько раз в течение жизни[27].

Переход от индустриального общества к тому, что вскоре стали называть «постиндустриальным», интенсивно отслеживался и интерпретировался современными процессу наблюдателями. Анализ социологов и политических публицистов был не только реакцией на происходящие изменения; скорее, многие из этих теорий и концепций формировали восприятие настоящего, влияли на него и тем самым помогали его формировать. Особенно это касалось теории модернизации, которая в различных вариантах стала базовой для интерпретации мира после 1945 года. Теория Уолта Ростоу, согласно которой индустриальные общества почти неизбежно станут процветающими при наличии демократии и активного среднего класса, была столь же влиятельна во многих странах третьего мира, как и в Западной Европе[28]. В своей книге «Конец идеологий» британский социолог Дэниел Белл в 1960 году установил, что на Западе существует широко распространенное согласие относительно основных элементов формирования современного мира, а именно: «признание государства всеобщего благоденствия, желательность децентрализации власти, смешанная экономика и политический плюрализм». Все альтернативы либеральному обществу потерпели крах – не только великие тоталитарные идеологии, но и «классический» либерализм. Вряд ли кто-то из его приверженцев до сих пор убежден, что государство не должно играть никакой роли в экономике, так же как вряд ли кто-то из серьезных консерваторов до сих пор утверждает, что государство всеобщего благосостояния – это «путь к рабству». На этой основе, согласно широко распространенному в конце 1960‑х годов убеждению, прогресс был вечен: предсказуемый экономический рост, сдерживание социальных противоречий капитализма посредством компенсационной социальной политики, интеграция и стабилизация обществ посредством либеральной демократии[29].

Однако трансформация индустриальных обществ с 1960‑х годов и их динамизация в середине 1970‑х годов поставили под вопрос объяснительную силу этого подхода, поскольку рост числа профессий в сфере услуг, постепенное исчезновение армии неквалифицированных промышленных рабочих и растущее использование современных рационализирующих технологий все больше ставили под сомнение центральное значение традиционных отраслей для модерных обществ. Индустриальное общество, как вновь заявил Дэниел Белл в 1973 году, сейчас находится в процессе трансформации в «постиндустриальное». В нем основное внимание уделялось уже не физическому труду и промышленному производству, а знаниям и технологиям. Оно станет информационным обществом, в котором решающее значение для процветания страны будет иметь ее научный, а не промышленный потенциал[30]. Эти убеждения нашли отражение, например, в дебатах политиков о «второй промышленной революции», а также в оправдании огромных усилий по улучшению образования в западных странах.