Читаем История Германии в ХХ веке. Том II полностью

И эти же эти наблюдения содержат ключ к объяснению очевидных изменений в ценностных и моральных системах западных обществ в 1960‑х годах. По мнению американского социолога Рональда Инглхарта, в конце 1960‑х годов они характеризовались, прежде всего, контрастом поколений и вызванной этим сменой ценностей. Старшее поколение, которое формировалось под влиянием структур традиционного индустриального общества и главной заботой которого было преодоление бедности и построение безопасного, стабильного существования, руководствовалось такими специфическими ценностями и моральными представлениями, как ориентация на безопасность, порядок и исполнительность, дисциплину, послушание и пунктуальность. Молодое поколение, напротив, уже перешло в фазу относительной стабильности, было лучше образовано и гораздо чаще работало в сфере обслуживания. Соответственно, среди них был заметен сдвиг в сторону постматериальных ценностей: возможностей для индивидуального развития, соучастия, самоопределения и автономии[31].

Для ФРГ эта аналитика также оказалась актуальна и даже в большей степени, чем для англосаксонских стран, к которым она первоначально относилась, но с некоторым временным отставанием. Значительное увеличение доступных ресурсов, выходящих за рамки жизненно необходимых, увеличение свободного времени за счет сокращения рабочего дня, улучшение образования и рост числа профессий в сфере обслуживания создали основу для более пристального внимания к вопросам, выходящим за рамки простого воспроизводства. Процессы либерализации и разнообразия, характеризующие большинство западноевропейских обществ 1960‑х годов, также могли быть объяснены в этом контексте, как и сдвиги в сексуальной морали, в представлениях о семье и образовании, распад социально-нравственной среды, особенно католицизма и рабочего движения, а также уменьшение приверженности церкви и религии[32].

По сути, однако, эти теории постиндустриального общества и меняющихся ценностей по-прежнему основывались на принципах прогресса, роста и уверенности в будущем. Они диагностировали изменения, но не слом системы. Некоторые французские философы, такие как Жан-Франсуа Лиотар, Пьер Бурдьё и Жак Деррида, занимали гораздо более радикальные позиции при анализе происходящих изменений. Большинство из них являлись в прошлом левыми радикалами, которые после разрушения их картины мира находились в поисках альтернативы и отмечали, что не только марксизм, но и теория модернизации в ее либеральной или социал-демократической разновидности потеряла свою убедительную силу. Учитывая все более разнообразный и плюралистический мир, они пришли к выводу, что не только угасла вера во всесильность марксистской или кейнсианской теории, но была полностью утрачена эффективность и легитимность общих политических замыслов и «великих повествований». По мнению Жана-Франсуа Лиотара, функциональная логика, прогнозирование, системное мышление утратили свое влияние и значение. Вместо этого интерес «постмодернистской науки» был направлен на «неопределенности, ограничения точности контроля, кванты, конфликты с неполной информацией, „fracta“, катастрофы, прагматические парадоксы»[33].

Эти идеи привлекали все больше внимания и вызвали настоящую революцию в способе мышлении, особенно в гуманитарных науках. В политическом контексте их значение заключалось, прежде всего, в отрицании не только необходимости, но и возможности разработки новых сводных систем и стандартизированных концепций, которые интерпретировали бы общественное развитие по единому лекалу и намечали единые цели на будущее. Для понимания происходящего в Европе в 1970‑х годах эти идеи были полезны уже хотя бы потому, что они не пытались обобщить в единое целое множество новых процессов и вызовов, не пытались классифицировать основные и второстепенные противоречия, а описывали их как разнообразные, плюралистические и противоречивые. Это был прогресс.

НЕПРЕОДОЛИМЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ ИНДУСТРИАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА

По мере того как западногерманское общество отходило от доминирования классического индустриального общества, его противоречия становились все более заметными и публично обсуждаемыми. Кризис цен на нефть усугубил это, но не он стал причиной усиливающейся сейчас критики вредных побочных эффектов отраслей, ориентированных на количественный рост.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука