Столь характерный для середины 1960‑х годов идеально-типический параллелизм двух моделей общества – одной, ориентированной на промышленность, более традиционной культурно, и второй, ориентированной на сервис, культурно более «модерной», – тем временем явно сместился в пользу второй. Обе модели продолжали существовать, но первая в значительной степени утратила свою формирующую силу, а характеристики общества услуг и потребления стали преобладать. Классические модели трудовой биографии и структуры семьи утратили свою уникальность. Однако они не были просто замещены другими; скорее, теперь появлялось больше вариантов: многократная смена работы, работодателя или даже профессии стала привычной для все большего числа людей, как и изменение еженедельного рабочего графика, например на время воспитания детей.
Кроме того, все большее значение приобретал третий этап жизни – после юности и периода трудовой деятельности. По мере того как период между выходом на пенсию и смертью увеличивался, статус пенсионера превратился из этапа жизни, вызывавшего раньше страх, в этап, обладавший положительными коннотациями. Теперь пожилые люди, здоровье которых улучшилось по сравнению с предыдущими поколениями, могли сами активно планировать свою жизнь после окончания трудовой деятельности. По сути, это был «тектонический сдвиг». Для неквалифицированных и полуквалифицированных работников трудовая жизнь традиционно начиналась с окончания 8‑го класса, то есть в возрасте 14 или 15 лет, и заканчивалась в 65 лет, так что мужчины получали пенсию примерно за пять лет до смерти, наступавшей в возрасте около 70 лет. А теперь, после длительного периода обучения, трудовая жизнь начиналась только в 19 или 20 лет, для тех, кто учился в вузе, – только в 25 лет и заканчивалась в возрасте чуть менее 60 лет, так что, по статистике, люди выходили на пенсию примерно за 16 лет до смерти, обычно обладая гораздо лучшим здоровьем, чем одно или два поколения до этого.
Поэтому процесс демографического старения был связан с серьезными социально-политическими проблемами, поскольку, с одной стороны, расходы на пенсии сильно возросли, и их пришлось нести меньшей группе активно работающих людей. С другой стороны, расходы на систему здравоохранения также выросли, поскольку выплаты фондов медицинского страхования были расширены, а также стали более активно использоваться в связи с увеличением среднего возраста застрахованных. Отныне пенсии и система здравоохранения были постоянными социально-политическими проблемами в ФРГ, которые не могли быть решены с помощью новых реформ здравоохранения и пенсионного обеспечения[25]
.Традиционная семья – мужчина как единственный кормилец, женщина как хранительница домашнего очага и детей – в эти годы также утратила свое монопольное положение. Подобно тому как индустриальное общество в свое время глубоко изменило семейные и гендерные структуры, гендерные роли и семейное сожительство начали снова меняться в расширяющемся обществе услуг. Увеличилось число семей с двумя работающими родителями, а также число бездетных браков или семей с одним родителем. Число домохозяйств, состоящих из одного человека, также выросло. Термин «одинокий» стал преобладать, и в крупных западногерманских городах с начала 1980‑х годов почти половина домохозяйств состояла из одного человека[26]
.Описанные здесь перемены коснулись, в первую очередь, жизни женщин. Уровень занятости женщин к 1980 году вырос почти до 53 процентов, а для замужних женщин – до 48 процентов. В 1960 году три четверти всех 15–20-летних женщин и девушек были в составе рабочей силы, а к 1991 году – только треть. С другой стороны, среди 40–45-летних доля работающих выросла с 45 до 70 процентов. Для женщин постоянная работа теперь становилась все более естественной, возраст вступления в брак увеличивался, а школьное образование быстро улучшалось. Доля женщин среди выпускников школ выросла с менее чем 40 процентов в середине 1960‑х годов до более чем 50 процентов в середине 1980‑х годов; к началу 1990‑х годов женщины достигли паритета среди студентов вузов. Однако этот процесс не сопровождался профессиональным равенством. В середине 1970‑х годов женщины по-прежнему получали примерно на четверть меньше, чем мужчины на тех же рабочих местах, и они были явно представлены непропорционально в низкооплачиваемых секторах (образование, продажи, уход, простая офисная работа). Кроме того, расширение инфраструктурных условий для работы матерей, таких как места в детских садах и школах полного дня, наталкивалось на идеологические предубеждения со стороны церквей и консерваторов, так что зачастую женщины не могли работать целый день, что являлось существенной помехой, не в последнюю очередь для женщин с университетским образованием.