В этот момент ни в одной из перечисленных социальных систем не существовало модели или понимания, как решить стоящие перед ними задачи. Упадок тяжелой промышленности лишил рабочих индустриального массового производства как доминирующей социальной фигуры эпохи точки опоры и каких-либо перспектив. Новые проблемы были более разнообразными, более неоднозначными и уже не могли быть решены с помощью старых рецептов: национализация обанкротившихся предприятий не сделала их более конкурентоспособными. Национализм не был средством против интернационализации мировой экономики. Досрочный выход на пенсию не создал новых рабочих мест, а государственное планирование экономики постоянно давало сбои. С этого момента политика, очевидно, больше не могла концентрироваться только на увеличении, улучшении и ускорении того, что уже существовало. Значительная часть проблем уже не являлась продолжением вызовов, возникших на рубеже веков в ходе становления индустриального общества, а было, скорее, следствием или побочным эффектом тех решений, которые были предприняты для их устранения. Если под «новейшей» подразумевать начавшуюся за тридцать лет до Первой мировой войны фазу довлеющей над всем борьбы с вызовами классического индустриального общества в поисках соответствующей политической и социальной системы порядка, то теперь она явно подходила к концу.
СОЦИАЛЬНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ И ИХ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ СОВРЕМЕННИКАМИ
Как эти события повлияли на структуру западногерманского общества? Если рассматривать долгосрочные данные о социальной структуре, то здесь выделяются три аспекта: во-первых, средний возраст западных немцев значительно увеличился; в середине 1970‑х годов в Западной Германии впервые было зарегистрировано больше смертей, чем рождений. Если в начале 1960‑х годов почти 40 процентов населения составляли люди моложе 20 лет, то к 1990 году доля юношей сократилась всего до 20 процентов, а число людей старше 65 лет выросло с 8,4 миллиона (1960) до 12,3 миллиона (1985). Число новорожденных неуклонно снижалось с 1,04 миллиона в 1965 году до 586 155 в 1985 году. Это, в свою очередь, было связано и с изменением структуры браков: в 1960 году было заключено 521 445 браков, в 1980 году – только 362 408; в 1965 году женщина рожала в среднем 2,5 ребенка, в 1985 году – только 1,28. В то же время средняя продолжительность жизни продолжала расти, в то время как продолжительность трудовой жизни продолжала сокращаться из‑за более длительного периода обучения и подготовки, а также более раннего выхода на пенсию – в 1980 году менее 20 процентов всех работников работали до 65 лет[20]
.Во-вторых, впервые за эти годы в секторе услуг было занято больше людей, чем в производстве, и эта тенденция, как и процесс демографического старения, проявилась во всей Европе: в 1970 году в Европе в целом в промышленности было занято 83 миллиона человек, а в секторе услуг – около 80 миллионов. В 1980 году в промышленности было 85 миллионов, а в сфере услуг – 102 миллиона. ФРГ по-прежнему оставалась страной Западной Европы с самой высокой долей промышленности, но и здесь сектор услуг опережал промышленный сектор с середины 1970‑х годов – хотя такая статистическая дифференциация становится все более проблематичной, поскольку доля услуг, связанных с промышленностью, например в микроэлектронике или управленческом консалтинге, значительно возрастает[21]
.В-третьих, структура социального неравенства оставалась удивительно стабильной. В самом крупном, среднем сегменте общества благосостояние росло медленнее, но все же заметно – чистый доход на душу населения с 1970 по 1990 год вырос еще на 50 процентов (с 16 169 до 25 121 марки)[22]
. В результате экспансивной социальной политики социал-либеральной коалиции в течение нескольких лет доля заработной платы в совокупном доходе увеличивалась по сравнению с доходами самозанятых. В 1970 году соотношение было 68:32, в 1980 году – 76:24. Однако через десять лет прежняя ситуация была восстановлена (1990 – 70:30). В распределении доходов и богатства также мало что изменилось: в 1960 году, как и в 1990 году, на верхние 20 процентов общества приходилось чуть более сорока процентов доходов, на средние 60 процентов – чуть менее пятидесяти, а на нижние 20 процентов – менее восьми. Особенно ярко проявилось неравенство в распределении имущества общества: в 1986 году, как и ранее, 12 процентов всех домохозяйств владели шестьюдесятью процентами всех активов, и эта структура, в частности, была закреплена немецким наследственным правом. При этом неравенство в доходах резко увеличилось: с 1970 по 1990 год доходы от индивидуальной трудовой деятельности выросли со 140 до 250 процентов от среднего уровня всех доходов.